– Нет, я звонить не буду, – в раздумье произнёс Тарасуло. – Знаю я этих ветеринаров. Вмиг разнесут по всему городу… Вот если бы собака сама заболела, тогда бы я позвонил.
– Феликс Аронович, сейчас не время думать о своей репутации, надо спасать животное.
– Вы хотите выглядеть в этой истории благородней меня! – взорвался Тарасуло. – Ну разумеется! Вы всё время читаете мне нотации, уговариваете, взываете к моей совести, а я равнодушен и твёрд, как скала, я бесчувствен и бессовестен!
– Нет, мы из одной шайки, Феликс Аронович, – сказал я. – Во всём, что произошло, мы виноваты в равной степени. В равной! И одинаково будем мучиться, если собака погибнет. Вы ведь не напрасно упомянули о совести. Ведь суд совести…
– Ой-ой-ой, только не морализируйте…
– Хорошо, не буду. Но поймите, что один-единственный укол может спасти собаку. Давайте вызовем скорую…
Заговорив об уколе, я вдруг вспомнил, что через полтора часа надо явиться с Ладой в ветлечебницу. В четыре часа дня ей делали второй укол.
– Феликс Аронович, нам с Ладой пора, надо перед лечебницей успеть забежать домой. Умоляю вас, позвоните, скажите, что собака, мол, внезапно заболела.
– Э-э-э… – протянул Тарасуло. – Теперь уже никакие звонки не помогут. Смотрите, смотрите – видите? Над псом кружатся большие мухи!
– Ну и что?
– Невежественный вы человек. Это же первый признак, что собака умирает. Мухи чуют падаль.
– Так она же ещё не умерла.
– Неважно. Они чуют будущую падаль. Нет, собаке уже ничем не поможешь. Это – конец.
Не попрощавшись, я открыл дверь и вышел. Лада весело сбежала по ступенькам вниз и дожидалась меня у подъезда.
Дома я наскоро разогрел тарелку борща и машинально проглотил его. Хотел позвонить Феликсу Ароновичу, чтобы спросить о самочувствии овчарки, но, боясь услышать правду, не сделал этого. Поехал с Ладой в ветлечебницу. Ей сделали укол. Вернулся домой. Было четверть шестого вечера. Постояв несколько минут у телефона, набрал номер Тарасуло.
– Я же вам сказал! – услышал я голос Феликса Ароновича. – Мухи – это верная примета. Она умерла ровно в три часа дня. Представьте себе, тютелька в тютельку. Радио пропикало – у неё задрыгали ноги, и она испустила дух.
– Одного не понимаю, – медленно сказал я. – Почему вы это объявляете, как правительственное сообщение?
– Сегодня ночью нам предстоит её похоронить, – сказал Тарасуло, не отреагировав на мои слова. – Не мне же одному заниматься этим малоприятным делом. Вместе ловили собаку, вместе уморили её – значит, вместе будем хоронить.
– Успокойтесь, Феликс Аронович, я считаю, что в этой истории меньше всего виноваты вы. Главный спрос – с меня. Это я вам рас сказал про овчарку, и я же сагитировал вас поехать за ней. И опять же именно я занимался словоблудием, охал и ахал, вместо того, что бы вырвать из ваших рук повод и отпустить собаку на волю.