Кто знает, если бы он остался в Гданьском институте, то, может быть, встретился бы там с настоящим Гансом Клосом. Видимо, оба были бы удивлены таким поразительным, почти неправдоподобным сходством. Два человека разной национальности, из которых один, считая себя представителем высшей расы, был бы оскорблен, если бы узнал, что его двойник – простой поляк, представитель народа, по мнению нацистов, обреченного на вечную службу немцам. Тот Ганс Клос наверняка был среди тех гитлеровских молодчиков, которые, как на параде, в коричневых рубашках и с фашистскими повязками на рукавах, оглашали улицы города бравыми криками и освещали их огнем факельных шествий, пикетировали польские учреждения. Член тайной ячейки гитлеровской национал-социалистской партии в Клайпеде и курсант подпольного немецкого юнкерского училища наверняка не стоял тогда в стороне…
А она, Эдит? Какая была она? Во вспомогательный армейский отряд вступила добровольно. Может, как и другие молодые люди, пропитанные духом национализма и оголтелого гитлеризма, хотела вложить свой кирпич в строительство здания тысячелетнего рейха? Или сделала это для того, чтобы ее мать («Больная ревматизмом моя тетя Хильда», – подумал разведчик с улыбкой) могла пользоваться лучшими продовольственными карточками, дающими право на получение двадцати граммов масла вместо маргарина?
Видимо, все именно так и было: Ганс Клос с фотографией Эдит в портфеле приехал в Гданьск. Но потом увлекся другой девушкой в институте. Поэтому переписка с Эдит, которая длилась около двух лет, могла неожиданно прерваться. Может быть, новая девушка Ганса, студентка, тоже участвовала в ночных факельных шествиях по улицам города, выкрикивая до хрипоты антипольские лозунги на бесконечных митингах молодых гитлеровцев? Или она была дочерью какого-нибудь солидного бюргера, добродушной мещаночкой, а может, дочерью вдовы служащего, сдававшей комнатки одиноким студентам? Кто она была? Говорил ли об этом Ганс Клос при допросе? И задавали ли ему такие вопросы?
В голове все перепуталось: воспоминания, предположения, догадки. Потом он опомнился, ведь все это не касается Эдит, а если бы он был в действительности Гансом Клосом, то их обоих не интересовали бы эти проблемы.
Довольно! Он уже более четырех лет носит имя Ганса Клоса, и сейчас нет необходимости предаваться воспоминаниям. И теперь, все проанализировав и взвесив, он пришел к убеждению, что для Эдит Ляуш он должен быть настоящим Гансом Клосом, хотя эта игра, которая начата им еще четыре года назад, очень рискованна. Он стал спокойным и расчетливым, как это всегда бывало с ним перед решением сложной задачи.