– Если бы ребята прикрыли, мне бы тоже удалось спастись, – сокрушался Алексей. Обращаются с ним чеченцы нормально.
Мы возвращаемся на кухню. Я угощаю его кофе и сигаретами. Он пишет письмо родным. В это время заходят телевизионщики. Даю двадцатиминутное интервью чеченскому TВ. И хотя я назвал эту бойню преступлением перед человечеством, интервью чеченцам не понравилось, им бы хотелось, чтобы я выступил с более резкой критикой российских властей. Между прочим, когда я показал эту кассету знакомым высокопоставленным военным в Москве, им интервью тоже не понравилось как… прочеченское.
На прощание дарю Алексею плитку шоколада и блок жевательной резинки. Предупреждаю, что за ним должок: после войны обязан поставить пузырь. Алексей улыбается. Дай бог, когда-нибудь встретиться с ним в мирное время у него дома (через полтора года я узнал, что он погиб под артобстрелом).
С телеоператором выезжаем в город. Вчера еще людный, а сегодня словно вымерший микрорайон следит за нами пустыми глазницами окон. Очень неуютно, буквально физически ощущаю на своей спине холодный взгляд снайпера. Снимаем обглоданные трупы.
В одном месте останавливаю машину и начинаю щелкать камерой, чтобы сделать панорамное фото. Откуда-то сбоку, метров с трехсот раздается автоматная очередь. Мои спутники ежатся:
– Кончай съемки, нас могут неправильно понять.
Свиста пуль не слышно. Значит стреляли не по нам. Скорее всего это чеченцы предупреждают, что фотографировать нельзя. Спасибо, больше не буду.
Едем обратно. Из огромной лужи посреди дороги стараясь не взболтать, женщина черпает ковшом воду. Ей мешает проезжающий грузовик. Она терпеливо ждет пока осядет муть. Невдалеке алыми языками пламени грохочет перебитый газопровод. Навстречу попадается вооруженный отряд. Командиром у них парень лет 25–30. Остальные постарше: мозолистые руки, простые рабоче-крестьянские лица. Одеты просто, но добротно. В хозяйственных сумках и заплечных мешках – харч. Где-то подсознанием отмечаю, что у меня на душе было бы гораздо спокойнее встретить откровенных бандитов, чем вооруженных автоматами и охотничьими двухстволками работяг, спокойно идущих на передовую, как на работу. Четверо из них оказываются выходцами из Киргизии. Один из них желает станцевать в честь земляка лезгинку. Другой аккомпанирует. За неимением барабана начинает выбивать такт одиночными из автомата. На выстрелы из соседних дворов мгновенно подтягиваются другие ополченцы. Фотографируемся на память.
Мимо проезжает автобус с вооруженными людьми, самосвал с женщинами, сидящими поверх домашнего скарба. Проходят несколько человек с канистрами на детских саночках.