Вдруг я услышал в аллее какой-то хлюпающий звук. По земле тащили что-то огромное и мокрое. Смрад заполнил легкие, и я начал судорожно икать. Я хотел обернуться, но мышцы отказались повиноваться. По спине пробежала холодная волна и взорвалась яркой вспышкой в мозгу. Не могу сказать, был ли это страх. Фонарь и палка выскользнули из ослабевших пальцев. Мне казалось, я умираю, и странная вещь я не мог вспомнить собственного имени. Мои кости обмякли, и я буквально стек на землю голова ударилась о твердую почву рядом с фонарем. Свет ударил прямо в глаза, а затем все погасло.
Стоял удушающий смрад. Глаза у меня были закрыты и даже заклеены. Я лежал, свернувшись клубком, колени мои упирались в подбородок. Я был гол, но не чувствовал холода. Шевельнувшись, я коснулся чего-то мягкого и теплого.
Меня спеленали, словно кокон.
Когда мне удалось разлепить глаза, я увидел вокруг крохотные оранжевые огоньки, похожие на светлячков. Я понял, что нахожусь под землей в глубокой норе. Казалось, вот-вот на меня рухнут тонны земли. От страха я снова закрыл глаза. Голова моя лежала на чем-то похожем на подушку. Насколько мог, я пошевелил руками, потом медленно распрямился и снова открыл глаза.
Свет был очень слабым, но я увидел, что мир вокруг меня состоит из волокон. Они устилали пол плотным ковром. Над моей головой, сантиметрах в двадцати, тянулся серый потолок. Я просунул через волокна руку и ухватил щепотку земли.
Это была глина без признаков гумуса. Значит, я находился на глубине пяти-шести метров, а может и больше. Я попытался разорвать одно из волокон, но только поранил пальцы. Я перевернулся на живот. Подушка под головой оказалась свертком одежды. Моей одежды. Самым важным в тот момент мне казалось разорвать волокно. Я обшарил одежду в поисках перочинного ножа, но тщетно. И только позже за подкладкой я обнаружил стержень к шариковой ручке, которым и пишу эти строки. Я заметил, что в каждой из моих вещей вырезаны квадратики ткани. Больше всего пострадала нейлоновая рубашка. Я не стал надевать лохмотья. Ремень, носки и ботинки вообще отсутствовали.
Галстук был тщательно разрезан на полоски по рисунку ткани. Я едва узнал его. Корчась и извиваясь, мне удалось натянуть брюки и пиджак, а из остатков рубашки сотворить себе нечто вроде шейного платка. Горло у меня всегда было расположено к простуде.
Я пополз, пятясь назад, ход был так узок, что в нем нельзя было развернуться. Вскоре я очутился в более просторной галерее и смог выпрямиться. Этот круглый ход также освещали оранжевые светлячки. Отсюда во все стороны отходили горизонтальные ответвления.