Когда старик вошёл в дом Лисицыных, Ульяна сидела в горнице перед зеркалом и расчёсывала длинные русые волосы.
– Мир дому сему и благоденствие! – напевно произнёс он сильным, густым голосом.
Ульяна от неожиданности вздрогнула, вскочила, кинулась в прихожую. Старик показался ей до того старым и дряхлым, что Ульяне стало страшно. Но она быстро овладела собой и, заметив, что вид у него крайне утомлённый, схватила из угла табуретку и пододвинула к нему.
– Спасибо тебе, дочка. Водички бы ещё ковш испить, – опускаясь на табуретку, попросил старик.
Ульяна вышла в сени и принесла воду. Старик пил жадно, но не спеша.
– А Михайла-то дома, голубушка? – возвращая блестящий, из облуженной жести ковш, спросил старик.
– Он, дедушка, вместе с мамой поутру на озёра сети смотреть ушёл. К обеду вернётся.
Ульяна решила, что старик немного отдохнёт, подымется и уйдёт, но тот, помолчав, сказал:
– Ты позволь мне, голубушка, прилечь на лавку. В сон меня что-то клонит.
– Лучше вот сюда, дедушка, тут удобнее, – показала Ульяна на отцову деревянную кровать, стоявшую в углу.
Старик встал, бережно поставил у стены свой посох и стащил сапоги, наступая ногой на ногу. Котомку он положил в изголовье, за подушку.
Ульяна ушла в горницу, села опять перед зеркалом, и пальцы её замелькали в прядях волос.
До неё доносилось прерывистое, тяжёлое дыхание чужого человека. Оттого, что она была в доме одна с незнакомым стариком, ей стало жутко. Она открыла окно, чтобы позвать кого-нибудь из девушек. На улице было пусто. Все ушли на яр, где час от часу становилось многолюднее и веселее.
Лишь напротив дома Лисицыных на лавочке, щёлкая кедровые орехи, сидел немой Станислав. Увидев Ульяну, он расплылся в улыбке, поднялся, пошёл к ней. Дойдя до окна, он остановился, приложил руку к сердцу и долго кланялся. Ульяна смущённо смеялась. «Вот ещё кавалер сыскался! Липнет, как муха к мёду. Скажи спасибо, что ты на Отечественной войне пострадал, а то бы в два счёта тебя отшила», – думала Ульяна.
Станислав поднял указательный палец и сверкнул круглыми зеленоватыми глазами, похожими на недозревший крыжовник. Девушка поняла, что он спрашивает – одна ли она.
– Нет, нет, Станислав, не одна. Какой-то старик тятю ждёт.
Станислав присвистнул. Что это значило, Ульяна не поняла. Потом немой ткнул себя пальцем в грудь, кивнул на ворота. Он просил разрешения войти в дом.
– Ко мне подруги скоро соберутся. Мы читать, Станислав, будем, – сказала Ульяна.
Станислав принялся опять учтиво кланяться: коли так, мол, извини, девушка. Но как только Ульяна отошла от окна, он навалился на подоконник локтями и чуть не до пояса влез в горницу. В раскрытую дверь Станиславу хорошо было видно деревянную кровать, морщинистое, заросшее седыми волосами лицо старика. Он лежал на боку, весь сжавшись, и казался теперь маленьким, как подросток.