Свадебный пир в тесной кают-компании был скромным. А потом, когда молодые остались наедине, Катенька первая подошла к нему со словами: «Ну же, скорее! Теперь ты мой…»
Всю ночь они провели вдвоем на тесной койке. А вторая ночь оказалась еще лучше первой.
В соседней каюте похрапывал Еропка, вообразивший, что наконец-то сможет дрыхнуть в свое удовольствие сколько угодно. Он даже багаж толком не распаковал. Лентяю еще предстояло найти среди сорочек и галстуков томик «Одиссеи» и проникнуться мировой скорбью. Но пока он спал и был счастлив.
У каждого ведь свое счастье.
Лентяй-то лентяй, но преданнее его нет. Сначала Лопухин, находясь в некотором затмении, хотел послать Еропку в Москву — продать дом на Гончарной, продать имения, — но слуга чуть ли не на коленях упрашивал барина оставить его при себе. И опять пошло в ход неизменное «без меня вы пропадете». Ну, это вряд ли. Однако в конце концов логика победила. Весьма вероятно, что оставленное в России имущество уже под секвестром. И что могла предложить верному Еропке Россия? Заключение под стражу и жандармского следователя?
Умудренному опытом Лопухину было ясно, что ни спасение жизни цесаревича — вдобавок теперь уже бывшего цесаревича, — ни раскрытие трех заговоров, ни вербовка французского консула в далеком Гонолулу ни в малейшей степени не оправдают его измену. А что бегство с великой княжной за границу будет сочтено изменой, в том нет сомнений.
Но тяжелые мысли возникали теперь редко и быстро улетучивались. Впервые за много месяцев Лопухин был свободен от службы, радовался сему, наслаждался отдыхом, но порой удивлялся: чего-то в жизни как будто не хватало. Привык напрягать все силы ума и тела, элементарно привык! Ничего, небольшой отдых не повредит…
А что потом?
На третий день, укрываясь от разыгравшегося не на шутку шторма, зашли в корейский Пхохан. Городишко оказался дырой, но с телеграфом. Оттуда Лопухин послал в Петербург «коммерческую» телеграмму, изобилующую цифрами. Ответ пришел спустя несколько часов и был длинен. Дешифровку пришлось отложить.
Ранним утром, когда Катенька еще спала, Лопухин выбрался из-под одеяла и, стараясь не шуметь, достал из саквояжа письменные принадлежности и шифровальные таблицы. Дешифровка не заняла много времени, а вот над посланием пришлось задуматься. Текст гласил:
«Милостивый государь!
Полагаю, нет нужды говорить вам о том, насколько государь император удручен вашим отъездом за границу с известной вам особой. Это тем более некстати, что здоровье государя серьезно подорвано. Не думаю, что вы можете быть прощены им в скором времени. Мне стоило немалых трудов убедить Е.И.В. не обращаться в Синод с просьбой объявить ваш брак недействительным. О причинах моего ходатайства за вас вы догадаетесь сами, дочитав до конца.