Мылся немец тыловой.
На твоём сидел крылечке
С непокрытой головой.
И кругом его порядки,
И немецкий, привозной
На смоленской узкой грядке
Зеленел салат весной.
И ходил сторонкой, боком
Ты по улочке своей, —
Уберёгся ненароком,
Жить живи, дышать не смей.
Так и жили дед да баба
Без часов своих давно,
И уже светилось слабо
На пустой стене пятно…
Но со страстью неизменной
Дед судил, рядил, гадал
О кампании военной,
Как в отставке генерал.
На дорожке возле хаты
Костылём старик чертил
Окруженья и охваты,
Фланги, клинья, рейды в тыл…
– Что ж, за чем там остановка? —
Спросят люди. – Срок не мал…
Дед-солдат моргал неловко,
Кашлял:
– Перегруппировка… —
И таинственно вздыхал.
У людей уже украдкой
Наготове был упрёк,
Словно добрую догадку
Дед по скупости берёг.
Словно думал подороже
Запросить с души живой.
– Дед, когда же?
– Дед, ну что же?
– Где ж он, дед, Будённый твой?
И едва войны погудки
Заводил вдали восток,
Дед, не медля ни минутки,
Объявил, что грянул срок.
Отличал тотчас по слуху
Грохот наших батарей.
Бегал, топал:
– Дай им духу!
Дай ещё! Добавь! Прогрей!
Но стихала канонада,
Потухал зарниц пожар.
– Дед, ну что же?
– Думать надо,
Здесь не главный был удар.
И уже казалось деду, —
Сам хотел того иль нет, —
Перед всеми за победу
Лично он держал ответ.
И, тая свою кручину,
Для всего на свете он
И угадывал причину,
И придумывал резон.
Но когда пора настала,
Долгожданный вышел срок,
То впервые воин старый
Ничего сказать не мог…
Все тревоги, все заботы
У людей слились в одну:
Чтоб за час до той свободы
Не постигла смерть в плену.
В ночь, как все, старик с женой
Поселились в яме.
А война – не стороной,
Нет, над головами.
Довелось под старость лет:
Ни в пути, ни дома,
А у входа на тот свет
Ждать в часы приёма.
Под накатом из жердей,
На мешке картошки,
С узелком, с горшком углей,
С курицей в лукошке…
Две войны прошёл солдат
Целый, невредимый.
Пощади его, снаряд,
В конопле родимой!
Просвисти над головой,
Но вблизи не падай,
Даже если ты и свой, —
Всё равно не надо!
Мелко крестится жена,
Сам не скроешь дрожи!
Ведь живая смерть страшна
И солдату тоже.
Стихнул грохот огневой
С полночи впервые.
Вдруг – шаги за коноплёй.
– Ну, идут… немые…
По картофельным рядам
К погребушке прямо.
– Ну, старик, не выйти нам
Из готовой ямы.
Но старик встаёт, плюёт
По-мужицки в руку,
За топор – и наперёд:
Заслонил старуху.
Гибель верную свою,
Как тот миг ни горек,
Порешил встречать в бою,
Держит свой топорик.
Вот шаги у края – стоп!
И на шубу глухо
Осыпается окоп.
Обмерла старуха.
Всё же вроде как жива, —
Наше место свято, —
Слышит русские слова:
– Жители, ребята?..
– Детки! Родненькие… Детки!..
Уронил топорик дед.