На могилы, рвы, канавы,
На клубки колючки ржавой,
На поля, холмы – дырявой,
Изувеченной земли,
На болотный лес корявый,
На кусты – снега легли.
И густой позёмкой белой
Ветер поле заволок.
Вьюга в трубах обгорелых
Загудела у дорог.
И в снегах непроходимых
Эти мирные края
В эту памятную зиму
Орудийным пахли дымом,
Не людским дымком жилья.
И в лесах, на мёрзлой груде,
По землянкам без огней,
Возле танков и орудий
И простуженных коней
На войне встречали люди
Долгий счёт ночей и дней.
И лихой, нещадной стужи
Не бранили, как ни зла:
Лишь бы немцу было хуже,
О себе ли речь там шла!
И желал наш добрый парень:
Пусть помёрзнет немец-барин,
Немец-барин не привык,
Русский стерпит – он мужик.
Шумным хлопом рукавичным,
Топотнёй по целине
Спозаранку день обычный
Начинался на войне.
Чуть вился дымок несмелый,
Оживал костёр с трудом,
В закоптелый бак гремела
Из ведра вода со льдом.
Утомлённые ночлегом,
Шли бойцы из всех берлог
Греться бегом, мыться снегом,
Снегом жёстким, как песок.
А потом – гуськом по стёжке,
Соблюдая свой черёд,
Котелки забрав и ложки,
К кухням шёл за взводом взвод.
Суп досыта, чай до пота, —
Жизнь как жизнь.
И опять война – работа:
– Становись!
Вслед за ротой на опушку
Тёркин движется с катушкой,
Разворачивает снасть, —
Приказали делать связь.
Рота головы пригнула.
Снег чернеет от огня.
Тёркин крутит; – Тула, Тула!
Тула, слышишь ты меня?
Подмигнув бойцам украдкой:
Мол, у нас да не пойдёт, —
Дунул в трубку для порядку,
Командиру подаёт.
Командиру всё в привычку, —
Голос в горсточку, как спичку
Трубку книзу, лёг бочком,
Чтоб позёмкой не задуло.
Всё в порядке.
– Тула, Тула,
Помогите огоньком…
Не расскажешь, не опишешь,
Что? за жизнь, когда в бою
За чужим огнём расслышишь
Артиллерию свою.
Воздух круто завивая,
С недалёкой огневой
Ахнет, ахнет полковая,
Запоёт над головой.
А с позиций отдалённых,
Сразу будто бы не в лад,
Ухнет вдруг дивизионной