В приемном покое сына долго осматривали, и я уже начала плакать, боясь, что врач скажет что-нибудь страшное, безысходное.
– Пневмония, – констатировала она, глядя на нас с мужем. – Ребенок очень слаб. Необходима госпитализация.
Мы с Сарваром молчали, не зная, что делать, что сказать.
Врач окликнула сестру:
– Мальчика в реанимацию. Введите жаропонижающее, прямо сейчас… А вы не беспокойтесь, как только состояние улучшится, сразу переведем вашего малыша в общую палату.
Сестра ловко наполнила шприц, ввела иглу в ягодицу Джамшида. Он даже не заплакал – так вымотала его болезнь.
– Скажите, доктор, а… – повернулась я к врачу, но тут же услышала вскрик медсестры: – Зухра Рустамовна! Ему плохо!
Увидев, что губы сына посинели, а глаза стали закатываться, я бросилась к нему, но медсестра уже схватила его, побежала по коридору.
В реанимационное отделение нас с мужем не пустили.
Стоя под глухими дверями, я ничего не видела и не слышала. Лишь чувствовала, как слезы бегут по лицу. Очнулась от того, что Сарвар крепко взял меня за плечи и встряхнул.
– Шахноза! Джамшиду лучше! Шахноза, он плачет, слышишь?!
Только тогда я снова стала воспринимать окружающий мир. И даже попыталась улыбнуться медсестре, появившейся из-за двери:
– Мне уже можно к нему? Медсестра уклонилась от ответа:
– Доктор вам все разъяснит…
Долго Зухра Рустамовна расспрашивала меня о болезнях Джамшида, о том, как он рос, какие лекарства ему давали. После раздумчивой паузы, осторожно проговорила:
– Случай сильно осложнен повышенной чувствительностью к инъекциям и аллергической реакцией на некоторые лекарственные препараты. Это и то, что организм ослаб, а следовательно, почти не сопротивляется инфекциям…
Я подалась к ней, глотая слезы, спросила:
– Жить… Он будет жить?!
– Мы сделаем все возможное, чтобы помочь мальчику. Думаю, обойдется… Но многое зависит и от вас – материнская любовь творит чудеса. Утром вас пустят к сыну.
Когда утром, с марлевой повязкой на лице, я вошла к Джамшиду, он лежал вялый и бессильный. Я повернула к себе его личико, погладила лоб, с которого сошел жар, прошептала: "Жеребеночек мой……
В заботах прошел день. За ним и ночь. Потом снова день. Снова ночь… Они были похожи один на другой, эти бесконечные дни. Обход. Процедуры. Мытье полов. Горшки. Процедуры. Компрессы. Плач детей. Перебранка раздраженных санитарок. Лекарства. Процедуры…. И все время, в каждую минуту, каждую секунду – Джамшид. Как он?! Сколько раз склонялась я над его тельцем, пытаясь угадать, не прекратился ли жар. Сколько раз…
Стояла самая знойная пора лета. Вечерами в палате было очень душно. Тогда я выносила на балкон стул, брала малыша на руки и сидела на воздухе, укачивая его, напевая колыбельные, слышанные еще от бабушки. Приходила тьма. Потом уступала место звездному куполу. А еще позже и звезды растворялись в предутреннем и предрассветном часе.