Юра с изумлением прислушивался к их беседе, но подойти не решался. Катя взглянула на него и Ласло, как бы призывая их в свидетели:
– Но я не снимаюсь. Поймите. Я не актриса. У меня совсем другая специальность.
Но режиссер не сдавался.
– Актриса – это не специальность. Это – божий дар. Или он есть, или его нет. Вместо вашего лица я не сниму диплом киноинститута, мне нужно ваше лицо. Ваши глаза. Ваш тип. Очень выгодный контракт. Два месяца, и все дела. У меня должна была Веру югославка играть. Тоже славянский тип. Но – в больнице. Аппендикс. Я говорил ей: смотри, венгерская кухня – это порох… Вы уже видели декорации?
– Какие декорации?
– Я когда вас увидел – все, в десятку, не надо даже грима. Ах да, я не сказал, кажется, я «Месяц в деревне» снимаю, ваша классика. Мне нужна Вера. Мне вы нужны. И картина в кармане. Идемте. – Режиссер взял Катю за руку.
– Куда? Я занята.
– Идемте, идемте… – Он почти потащил ее в парк, туда, где белели ротонды и садовые скульптуры – декорации снимающегося фильма и где она недавно гуляла, не замечая, что это съемочная площадка: очевидно, в это время там был перерыв.
Теперь тут трудились техники, устанавливая свет, оператора возили на тележке между деревьями, словом, шла обычная суета, сопровождающая рождение каждого киноэпизода. Вокруг толпились любопытные, несмотря на то, что их периодически просили отойти подальше. Режиссер, не выпуская Катиной руки, ходил по площадке и всех спрашивал: «А где Имре, не видели?» Все его только что видели, хотя никто толком не знал, где он. Режиссер каждый раз извинялся перед Катей, говорил, что задержит ее еще на минуту, и все повторялось до тех пор, пока не обнаружился Имре – фотограф. Потом Катю ставили около ротонды, сажали в плетеное садовое кресло, набрасывали на плечи газовый шарф и делали фотопробы, хотя Катя каждый раз пыталась объяснить, что она не собирается сниматься. Но ее никто и не слушал, словно бы она была частью декорации.
Юра и Ласло стояли в стороне, в толпе зрителей, и не знали, что им делать: то ли спасать Катю, то ли любоваться ею – уж больно хороша она была, освещенная юпитерами.
А пока разворачивались эти неожиданные для Кати события, автор воспользовался случаем, чтобы поделиться своими соображениями о пользе киносъемок:
– Есть сравнительно немного явлений, которые воспринимаются во всем мире одинаково. Среди них не последнее место занимает киносъемка. По своему влиянию на поведение человека она даже превосходит неполное солнечное затмение и выигрыш любимой футбольной команды. Магнитное поле, возникающее вокруг проходящей на натуре съемки, столь велико, что притягивает все живое, находящееся в радиусе двух-трех километров. Возраст, пол, занятость на работе роли не играют. Эта сила прямо пропорциональна количеству снимающихся любимых актеров, мастерство же режиссера значения не имеет. Готовый фильм может быть хорошим и плохим, интересным и неинтересным; съемки – интересны всегда. Более того, съемки будущего плохого фильма практически ничем не отличаются от съемок будущего гениального. Это, может быть, не очень справедливо, но что поделать, кино не юстиция, на справедливость тут и не рассчитывают. В живописи еще хуже. Маленькая акварель, которую художник при жизни не мог продать даже за ужин, после его смерти иногда кормит наследников много лет, причем три раза в день.