Хотелось мне заорать: «ДА!» – просто чтобы увидеть боль на его лице, но тут я не могла лгать. Я уже знала ответ, просто он мне не нравился.
– НЕТ!! – рявкнула я, и звук отдался от каменных стен, лишенных смягчающих штор.
Лицо Ричарда смягчилось, и он двинулся ко мне, в обход Жан-Клода. Выражение лица было почти блаженным, будто сбылись все его мечты. У меня такое чувство, словно я задыхаюсь в кошмаре, а он вот так. Нет, с этой рожи надо стереть блаженное выражение, обязательно надо.
– А что если ребенок не твой? – спросила я, слыша сама, как противно прозвучал голос. Я хотела сделать ему больно.
Он задумался, потом расплылся в улыбке почти самодовольной.
– Шансы в мою пользу, Анита.
И очень он был в этот момент доволен жизнью.
– Почему? Потому что Жан-Клод, Ашер и, черт побери, Дамиан – многосотлетние вампиры? Это еще ничего не значит. Посмотри на Сэмюэла: трое детей, от двух беременностей.
Ричард стал хмуриться, и ближе уже не подходил. Тоже хорошо.
Жан-Клод вздохнул и шагнул назад, будто оставляя попытки предотвратить ссору.
– А Мика и Натэниел? – спросила я. – Они не вампиры, и у нас с ними секс за эти два месяца бывал чаще, чем с тобой.
И я обрадовалась, когда он вздрогнул. Стервозно, но факт.
– Мика стерилизован, – сказал он, и лицо его помрачнело. – Значит, остается Натэниел.
И такая злость была в этих трех словах, что я пожалела, что подняла эту тему.
Легки на помине – Мика и Натэниел вышли из дальнего коридора. Посмотрели на нас всех, и Мика спросил:
– Это о том, о чем я думаю?
– Ты знал про ребенка? – спросил Ричард.
– А мы уверены? – спросил Натэниел.
– Нет, – сказала я.
– Вы оба знали? – спросил Ричард, и снова стала нарастать его сила. Вдруг я оказалась слишком близко к метафорическому огню.
– Да, знали, – ответил Мика.
– Ты им сказала до того, как сказала нам? – Ричард показал на Жан-Клода.
– Они со мной живут, Ричард, от них труднее сохранить секрет. Я не хотела вообще никому из вас говорить, пока не сделаю тест. Чтобы не влезать во все это без необходимости.
– Давайте успокоимся, пока не будем знать наверняка, – предложил Жан-Клод.
– И тебе не важно, что она им сказала раньше, чем нам? – спросил у него Ричард.
– Да, mon ami, мне это не важно.
Ричард посмотрел свирепо на Мику и Натэниела, потом только на Натэниела. Нехорошо.
– Ты знаешь, что если она беременна, то это почти наверняка или ты, или я.
Слова были нейтральны, а тон – нет. Тон был столь же явным предупреждением, как и покатившаяся от Ричарда волна жара.
А у Натэниела вид был – очень, очень тщательно контролируемый. Лицо приветливо-непроницаемое, но ни сожаления, ни покорности. Раньше Натэниел всегда в разговоре с Ричардом излучал какие-то вибрации подчинения. Сейчас вдруг ничего подчиненного в нем не стало. Может быть, для меня он все равно нижний, но дни, когда он был нижним и для Ричарда, миновали. Это читалось в постановке плеч, во взгляде, которым он отвечал на взгляд более крупного Ричарда. Он не был агрессивен, но и никаких сигналов подчиненности, даже самых малозаметных, не излучал. То есть было ясно, что уступать он не собирается.