– Нельзя же воспитывать ребенка с семью отцами!
– Называй как хочешь, – ответил Мика, – но из мужчин в этой комнате только двое могут полностью переменить жизнь, если насчет ребенка – правда. Это Натэниел и я. – Он посмотрел на Жан-Клода: – Или я ошибаюсь?
Жан-Клод улыбнулся в ответ:
– Нет, mon chat, ты прав. Я не думаю, чтобы младенец мог все время жить в подвалах «Цирка проклятых» и остаться… – он поискал слово, – …уравновешенным. Посещать – oui, и часто, очень часто, но мир, который я построил здесь, не… – он снова поискал слово, – не благоприятствует воспитанию маленьких детей.
– Я сама – маленький ребенок, – раздался тонкий приятный голосок у нас за спиной.
Очевидно, мы слишком увлеклись разговором, раз не услышали приближение этой крошки. Ну, впрочем, Валентина – вампир, а они, заразы, жуть до чего тихо передвигаются.
Темные кудряшки свисали чуть ниже ушей. Она недавно их обрезала, чтобы иметь более современный вид. Лицо у нее было круглое, детское, недавно только из младенчества. Ей пять лет, и всегда будет пять – физически, по крайней мере. Одета она была в красное платье и белые колготки, на ногах – дорогие кожаные туфельки. Когда она приехала к нам, то не носила ничего, что не носили бы до 1800 года. Она до сих пор не надела бы брюки или шорты, потому что леди такого не носят, но зато перешла уже в двадцатое столетие – хотя бы в смысле моды. На совершенно невинном лице по-детски моргали большие темные глаза. При дворе у Белль она занималась пытками – добывая информацию, в порядке наказания, и просто потому, что ей это нравилось. Жан-Клод мне как-то сказал, что все дети-вампиры в конце концов сходят с ума. Вот почему вампирские законы запрещают обращать человека до половой зрелости.
Валентину обратил педофил, который оказался вампиром. Он устроился в глухом местечке и там изготовлял себе игрушки почти пятьдесят лет, пока случайно не выяснилось, чем он занимается. Валентине еще повезло – он ее обратил, но не успел сделать своей невестой. Почти всех его «невест» и «женихов» пришлось уничтожить – слишком они были дики, слишком безумны. То, что один из «ее» вампиров творил такие вещи, было одним из очень и очень немногих фактов, заставивших Белль испытать чувство вины.
– Да, – сказал Жан-Клод, – конечно, ты ребенок. Ты наша petite fleur.
Он подошел к ней, как будто старался не дать ей услышать разговор взрослых. Пусть выглядела она на пять, но было ей не меньше трехсот лет: тело детское, а ум – отнюдь. Но если не следить за собой, то мы все обращались с ней по внешнему виду, а не по умственному развитию.