Может, все это случится позже, подумала Кэти.
Когда ушел последний паломник, мать Фингала приблизилась к завернутому в простыню Синклеру, игриво плещущемуся в канавке с черепахами. Она сказала:
– Помоги мне, черепаший парень. Мне нужно духовное руководство.
Небритый подбородок Синклера задрался к небесам.
– Плиииныыыйй поо плааа поллаааа.
Его гостья не смогла расшифровать этот вопль (ПЛЕНИТЕЛЬНЫЙ ПОЛ ПЛАТИТ СПОЛНА – из биографического очерка об актере Поле Ньюмане)
– А если попробовать по-английски? – буркнула Фингалова мать.
Синклер поманил ее в канавку. Она сбросила ободранные свадебные туфли и шагнула в воду. Синклер жестом велел ей сесть. Сложив руки ковшиком, сгреб несколько черепашек и положил их в волнистые белые складки ее платья.
Мать Фингала взяла одну и присмотрелась:
– Сам этих сосунков раскрасил?
Синклер терпеливо рассмеялся:
– Они не крашеные. Это печать Господа.
– Без дураков? Этот малыш – он типа Лука или там Матфей?
– Ложись рядом.
– Иисуса моего замостили сегодня утром, слыхал, поди? Дорожное управление постаралось.
– Ложись, – велел Синклер.
Он плюхнулся ближе, взял ее за плечи и погрузил в воду, как при крещении. Мать Фингала закрыла глаза и шеей ощутила прохладу вонючей жижи, а кожей – щекотку крохотных черепашьих коготков.
– Они не укусят?
– Не-а, – придерживая ее, отозвался Синклер.
Вскоре мать Фингала охватили необъяснимый внутренний покой и доверие и, возможно, что-то еще. Последним мужчиной, прикасавшимся к ней с такой нежностью, был ее пародонтолог, в которого она влюбилась по уши.
– Ах, черепаший парень, я потеряла и сына своего, и святыню. Я не знаю, что делать.
– Плиииныыыйй по плааа, – прошептал Синклер.
– Ну хорошо, – отозвалась мать Фингала. – Плини-полии плааа. Это что, типа Библия на японском?
Деменсио, не замеченный медитаторами из канавы, стоял у окна уперев руки в бока. Он сказал Триш:
– Прикинь, какая фигня – она там, внутри, с черепахами!
– Милый, у нее был трудный день. Министерство транспорта заасфальтировало ее дорожное пятно.
– Хочу, чтобы она убралась из моих владений.
– Да что за беда-то? Уже почти темно.
Триш на кухне жарила цыпленка на ужин. Деменсио смешивал порцию парфюмированной воды и наполнял слезную полость плачущей Мадонны.
– Если эта чокнутая баба не уберется после ужина – прогони ее. И черепах не забудь пересчитать, а то сопрет еще, чего доброго.
– Помилосердствуй ты наконец.
– Не верю я этой женщине.
– Ты никому не веришь.
– Ничего не поделать. Таков уж бизнес, – вздохнул Деменсио. – У нас красный пищевой краситель остался?
– Зачем?