Я замолчал, сознавая, что все еще нахожусь под впечатлением от разговора с тетушкой и от того, как Лестат за ней ухаживал. Что касается Нэша, то мне его очень не хватало, и я хотел, чтобы он поскорее вернулся.
– Он был превосходным учителем, – мягко заметил Лестат.
– Он был моим учителем во всем, – признался я. – Если меня и можно назвать образованным человеком, в чем я, однако, не уверен, то только благодаря троим учителям в моей жизни: женщине по имени Линелль, Нэшу и тетушке Куин. Нэш учил меня правильно читать, смотреть фильмы, находить чудеса даже в точных науках, которые на самом деле вызывают у меня страх и презрение. Мы уговорили его отказаться от преподавательской карьеры, соблазнив высоким жалованьем и большим турне по Европе, и не зря. Когда-то он читал вслух тетушке Куин, и она обожала его слушать.
Я подошел к окну, выходящему на террасу позади дома, вымощенную каменными плитами, и взглянул на стоящий поодаль двухэтажный дом, растянувшийся в длину футов на двести. Вдоль всего верхнего этажа проходила крытая галерея, опиравшаяся на широко расставленные колонны.
– А вот этот флигель мы называем гаражом, – пояснил я. – А наши рабочие – мастера на все руки: и плотники, и посыльные, и шоферы, и охранники – получили прозвище Обитатели Флигеля. Там у них своего рода убежище, где они проводят свободное время.
Машин у нас две – большой лимузин тетушки Куин и мой автомобиль, которым я больше не пользуюсь. Я и сейчас слышу Обитателей Флигеля. Уверен, и ты тоже. Они по очереди остаются дежурить на ферме – не меньше двух – и готовы сделать все на свете для тетушки Куин. И для меня.
Чуть помолчав, я продолжил:
– Видишь наверху двери? Они ведут в маленькие спальни. Конечно, маленькими их можно считать лишь по сравнению с этими. А обставлены они точно так же: просторные кровати, старинные шкафы и обожаемые тетушкой Куин атласные стулья. В былые времена гости там тоже останавливались, но, разумеется, платили меньше, чем за проживание в большом доме.
Пока я рос, во флигеле жила и моя матушка, Пэтси. Она обитала там с тех пор, как я себя помню, и там же, на первом этаже, впервые начала музицировать. В левом крыле находилась ее студия. Но сейчас она больше не играет и давно уже перебралась в комнату передней половины дома, дальше по коридору. В последнее время она много болеет.
– Ты ведь ее не любишь? – спросил Лестат.
– Я очень боюсь ее убить, – признался я.
– Как-как? – Лестат не поверил своим ушам.
– Я очень боюсь ее убить, – пришлось мне повторить. – Я презираю ее, и мне постоянно снится, как я ее убиваю. Лучше бы мне вообще не видеть снов. Эта дурная мысль прочно засела в моей голове.