Старика, проболевшего до этого странного и отчаянного шага два года, искали, но не нашли ни его, ни острова. Тем, кто рискнул отправиться в самое сердце топи, во имя спасения собственных жизней пришлось пристрелить не одного аллигатора. Люди вернулись и продали ценные шкуры. Манфреда среди вернувшихся не было.
Вот тогда-то и родилось убеждение, что на самом деле никакого острова не существует и что старик просто-напросто утопился, чтобы покончить со своим жалким существованием (ведь он все время хрипел, кашлял, а временами страдал от приступов удушья), никто не сомневался, что он доживал последние дни, когда метнулся к пироге и уплыл, словно собираясь пересечь реку Стикс[10].
А еще через семь – или около того – лет, когда наконец вскрыли его завещание, внутри нашли строжайшее запрещение всем Блэквудам и их домочадцам рыбачить или охотиться на болоте Сладкого Дьявола. Манфред собственноручно вывел предостережение, заявив, что остров Сладкого Дьявола опасен не только для тела, но и для бессмертной души.
Очень хорошая копия этих страниц завещания Манфреда, заверенная нотариусом в тысяча девятисотом году, помещена в рамочку и висит на стене в гостиной. Постояльцы обожают ее читать. Помню, мои учителя, в особенности Нэш, заходились хохотом, читая ее. Сам я пребывал в убеждении, что люди, создававшие этот документ – и адвокат, и нотариус, и сам Безумец Манфред, – были, несомненно, поэтами байронического склада.
Теперь у меня иное мнение на этот счет.
Позволь, я продолжу. Огромные портреты Уильяма, единственного выжившего сына Манфреда, и Камиллы, его единственной выжившей дочери, можно видеть в гостиной. Кроме того, что портреты красивы, сказать, пожалуй, больше нечего. Впрочем, до сих пор жива легенда, что члены семьи и постояльцы частенько видят Уильяма внимательно изучающим столик в гостиной.
Все так и есть. Я сам однажды застал Уильяма возле этого столика – красивейшего предмета обстановки в стиле, кажется, Людовика Пятнадцатого: мозаичная столешница, изогнутые золоченые ножки.
Я не подвергаю сомнению то, что видел собственными глазами, но об этом чуть позже, когда перейду к рассказу о себе и Гоблине. А пока довольно сказать, что я так ничего и не нашел в этом столе – ни тайников, ни документов.
Призрак Камиллы – седовласой женщины с аккуратной прической, в скромном черном платье, в туфлях на толстых низких каблуках, с двойной ниткой жемчуга вокруг шеи – почти всегда появляется на чердачной лестнице. Она стоит, ни на кого не обращая внимания, и вскоре вновь растворяется в воздухе.