Он еще долго описывал весь ход происходившей в нем сейчас мысли. Мне подумалось, что и за мной он следит точно так же, как за муравьем, ползущим по стене сортира. Зачем он повернул направо, какой в этом смысл? Зачем пополз наверх? И вообще, чего этот человек от него хочет?
Заговорили о трагедии. Я случайно оговорился: вместо «сенсуальный» сказал «сексуальный».
— О! Сексуальный! Интересно!
— Да нет. Сенсуальный.
— А-ба-ба-ба-ба… Ты сказал «сексуальный». Чего улыбаешься?
Я улыбался, потому что мне было смешно.
— Видишь? Ты улыбаешься. О, какая у тебя хорошая улыбка! Улыбнись еще раз. Ха-ха-ха-ха!
Мне было даже неловко. Я чувствовал, что ему интересно меня поймать. Он вроде как поймал меня на какой-то мысли, которую я не хотел высказать.
Опять заговорили о выборе. Он взял нож и стал двигать его по столу.
— Вот я двигаю нож по столу. Вот он все ближе, ближе, ближе к краю. Вот он падает. Если мы сейчас соберем двадцать пять самых крупных ученых и они точно рассчитают, куда нож должен упасть, учитывая все — молекулы, мельчайшие атомы, скорости, угол наклона, гравитацию, то узнаем без малейшей ошибки, куда он упадет. Даже на какую высоту подпрыгнет. Есть ли у ножа выбор?
— Человек и нож — вещи разные.
— Поведение человека можно рассчитать с точно такой же точностью.
— Нельзя. В этом вся разница.
— Ты так думаешь? Ха-ха-ха…
— Конечно. Вот я сейчас сижу и думаю: поднять мне этот нож или нет? Если я его подниму, то вы будете думать, что я вежливый человек. Если не стану его поднимать, тебе придется нагибаться. А ты видишь какой толстый!
Он тут же поднял нож.
— Был у тебя выбор или нет, когда ты поднимал нож? Я же тебя заставил его поднять!
— Я забыл о нем.
— Врешь! Ты хотел, чтобы я его поднял.
Вот такой разговор длился полночи.
Мы друг друга ловили. Он говорил, потом думал, почему он это сказал. Он играл со мной, как откормленный сильный кот играет с мышью. А может, и не играл. Во всяком случае я чувствовал, что ему со мной очень интересно. Среди прочего, наверное, и потому, что был искренен с ним.
— Ты знаешь, почему я так много о себе говорю, — сказал я. — Я не знаю, увижу ли тебя еще раз. Мне хочется рассказать тебе о себе как можно больше. Чтобы ты знал, какой я. В принципе, мне кажется, что в своей жизни я много времени теряю напрасно. Не снимаю фильмов. Меня преследуют страхи.
— Знаешь, — ответил он, — я тоже боялся, что теряю время, пока не понял, что жизнь — это то, что сейчас, в данный момент. Все остальное — это не время. Время — это сейчас.
Он посмотрел на огромный букет цветов.