ктакля – и как его общее псевдоотрицание, и как его опора. Если спектакль, рассматриваемый в своих различных локализациях, с очевидностью указывает на тоталитарные общественные специализации прессы и администрации общества, то последние на уровне глобального функционирования системы сливаются в неком мировом разделении…»
– Бред! – крикнул Виктор.
А Двуколкин ужаснулся. Неужели в институте он научится не только понимать всё это, но и сочинять сам?! Нет, не может быть…
– Нежелание развиваться, – заявил Аркадий, – это, между прочим, признак фанатизма. И противоречит революционному характеру. По Фромму.
– Да отстань ты со своими пидорасами!
– Дремучий ты, Витёк. Услышал про Фуко…
Тут Виктор замахал руками, показав, что больше не желает слушать всё это. Аркадий сдался и сменил предмет:
– Слышь, Лёха? Ты, что, первый курс?
– Ну, да…
– А факультет какой?
Двуколкин собирался быть каким-то «инженером-теплотехником».
– О, прям как ты, Витёк! На лекциях, небось, был? Ну, сегодня?
– Был, – признался Алексей.
– А что, Витёк? Может, и нам сходить, а?
– Да ну, нафиг. Мне твоих хватает.
– Что ж это такое? Идти к девкам он хочет, приобщаться к прогрессивной мысли – не желает, да и лекции – и те ему не эти! Чего ж ты хочешь, Витька?
– Жрать хочу.
– У-у-у! Ну и запросы у вас, батенька!
Алёша между тем смущённо ковырялся в своей сумке, доставал вещички и пытался запихнуть их в общий шкаф. Пихать было решительно некуда, а за безуспешными попытками следили двое незнакомых человек. Поэтому Двуколкин весь смущался. Кроме того, его обуяло беспокойство: как же сложатся взаимоотношения с соседями? Ребята явно были очень взрослые и запросто могли бы наградить его презрением. Так что, услыхав про пожелание Виктора, Алёша, не без тайных побуждений заявил:
– А у меня вот есть пожрать.
Идея коллективно потребить продукты Лёши всем пришлась по нраву. Парни быстро соскочили с коек, разместились за столом и в обмен на масло, хлеб, печенье, колбасу, сыр и остатки пирожков, завёрнутых бабусей из Игыза, поделились пивом.
– За знакомство! – объявил Аркадий.
В ту же самую секунду отрубили свет. Соседи заругались, вышли в коридор, откуда уже доносилось много недовольных голосов, о чём-то пошумели и вернулись, сообщив, что свет дадут не ранее, чем завтра.
– Привыкай, бывает, – заявил Аркадий, извлекая маленький фонарик. – За знакомство!
Световой прибор расположили на столе, и Лёша мог увидеть лишь продукты да физиономии соседей. Блондинистую и благообразную Аркадия и типовую, мрачную Виктора. Впрочем, выпив, последний смягчился. Он нежно забубнил Алеше слова благодарности за пищу, обещал, что Родина и некие важные для неё персоны не забудут этот подвиг. Наконец, ткнул пальцем в свою грудь и заявил: