Когда войско вернулось из похода, весь город говорил о подвиге Петуха. Равные долго обсуждали открывавшиеся перед ним перспективы. Что делать с этим мальчишкой? Все вспомнили, что его матерью была мессенийская илотка, а отцом – спартиат Идотихид, брат Ареты, герой, павший в битве при Мантинее, когда Петуху было два года.
У спартанцев, как я уже отмечал, имелась категория молодых воинов, класс «сводных братьев», называемый мофаксами. Бастардов вроде Петуха и даже законнорожденных сыновей Равных, по несчастью или по бедности лишившихся гражданства, могли, если сочтут достойными, выдернуть из их стесненных обстоятельств и повысить до этого статуса.
Такую честь предложили Петуху.
Он отказался.
Его доводом было то, что ему уже пятнадцать лет. Для него эта честь запоздала. Он предпочитает и дальше служить оруженосцем.
Этот отказ от великодушного предложения разгневал Равных из сисситии Олимпия и вызвал негодование во всем городе – негодование, какое только может вызвать дело илота. Делались даже заявления, что этот неблагодарный своевольник давно известен своими мятежными настроениями. Он принадлежит к нередкому среди рабов типу гордецов и упрямцев. Считает себя мессенийцем. Его надо или уничтожить вместе со всей его семьей, или затоптать за несомненную измену спартанскому делу.
В тот раз Петух избежал смерти от рук криптеи в большей степени благодаря своей молодости и заступничеству Олимпия, который наедине поговорил с Равными. Дело притихло, однако через какое-то время разгорелось вновь. В последующих походах Петух снова и снова оказывался самым смелым и отважным из всех молодых оруженосцев, превзойдя в войске всех, кроме Самоубийцы, Циклопа, главного претендента на олимпийскую победу в пентатлоне Пафея и оруженосца Полиника – Аканфа.
И вот персы стояли на пороге Греции. Теперь отбирали трехсот для посылки к Фермопилам. Самым заметным среди них был Олимпий с оруженосцем Петухом за спиной. Можно ли доверять этому склонному к измене юнцу? С клинком в руке да еще на пядь шире полемарха в плечах?
В этот отчаянный час Спарта меньше всего нуждалась в домашних неприятностях с илотами. Город бы не вынес бунта, даже неудачного. Двадцатилетний Петух к тому времени приобрел популярность среди мессенийских рабочих, земледельцев и виноградарей. Для них он был героем – юноша, который мог воспользоваться своим мужеством в бою как пропуском на свободу. Он мог бы носить спартанский алый плащ и распоряжаться своими низкородными братьями, но оказался выше этого. Он называл себя мессенийцем, чего не забывали его товарищи. Кто знает, сколько из них хотели бы подражать ему? Сколько жизненно необходимых городу ремесленников и подмастерий, оружейников и носильщиков, оруженосцев и доставщиков провизии? Говорят, что нет худа без добра и в любом несчастье кто-то найдет свою выгоду, но для илотов персидское нашествие могло оказаться самым лучшим вариантом. Ведь для них оно означало бы освобождение. Сохранят ли они верность? Как ворота могучей крепости, поворачивающиеся на одной закаленной петле, чувства многих мессенийцев сфокусировались на Петухе в готовности воспринять его сигнал.