На склоне за трапезной Девкалиона есть роща, где обычно охотники натаскивают собак, прежде чем идти на охоту. Там через несколько минут собрался самосуд.
Место это зловещее. Под дубами тянутся грубые клетки, а под навесами кормушек висят сетки для дичи и охотничье снаряжение. Кухни для трапез хранят свои мясницкие орудия в нескольких пристройках под двойным запором. 3а внутренней дверью висят топоры и ножи – для потрошения, для разделки, для разрубания костей. Вдоль стены тянется почерневшая от крови разделочная доска для дичи и домашней птицы, где отрубают птичьи головы и бросают в грязь, на драку собакам. До половины голени поднимается слой перьев, на который польется кровь следующей неудачливой птицы, вытянувшей шею под резаком. Надо всем этим вдоль прохода стоят мясницкие чурбаки с тяжелыми железными крюками, чтобы подвешивать и потрошить дичь и выпускать из нее кровь.
Было предрешено, что Петух должен умереть и его маленький сын вместе с ним. Под вопросом оставалась судьба Александра. Его предательство, если объявить о нем в городе, могло в этот полный опасности час иметь печальные последствия не только для него самого, но и для репутации всего рода, его жены Агаты, матери Паралеи, отца полемарха Олимпия и, не меньше других, его ментора Диэнека. Олимпий и Диэнек теперь заняли свое место в тени вместе с остальными шестнадцатью Равными из сисситии Девкалиона. Жена Петуха беззвучно плакала, рядом плакала ее дочь, на руках приглушенно кричал маленький сын. Петух, связанный, стоял на коленях в сухой июльской пыли.
Полиник нетерпеливо ходил туда-сюда, дожидаясь решения.
– Можно сказать? – прохрипел Петух сдавленным голосом: его чуть не задушили, пока тащили на последний суд.
– Что хочет сказать этот мерзавец? – осведомился Полиник.
Петух указал на Александра:
– Этот человек, которого твои убийцы думают, что «поймали».., им бы следовало объявить его героем. Это он поймал меня, он и Ксеон. 3а тем они и пришли в мою скорлупу – чтобы арестовать меня и отдать под суд.
– Конечно,– с сарказмом ответил Полиник.– Потому они и связали тебя так крепко.
– Это правда, сын? – обратился к Александру Олимпий. – Ты действительно взял под стражу молодого Петуха?
– Нет, отец. Это не так.
Все знали, что «суд» продлится недолго. Юноши из агоге, сторожившие город ночью, неизбежно обнаружат его, даже здесь, в сумерках, тем более что в военное время их патрули удвоились. У собрания оставалось пять минут, не больше.