Она моргнула сухими глазами, потом посмотрела на меня.
– И с тобой тоже боги играют свои шутки, Ксео. Но, может быть, еще не поздно подправить катящиеся игральные кости. Вот зачем я дала тебе ту горстку «сов».
Я уже понял замысел ее сердца.
– Ты не спартанец. Зачем связывать себя жестокими законами Спарты? Разве боги недостаточно уже украли у тебя?
Я попросил ее больше не говорить об этом.
– Эта девушка, которую ты любишь,– я бы могла привезти ее сюда. Только попроси.
– Нет! Пожалуйста.
– Тогда сбеги. Сегодня же вечером. Дай деру. Я сразу же ответил, что не могу.
– Мой муж найдет другого оруженосца. Пусть другой умрет вместо тебя.
– Прошу тебя, госпожа. Это было бы бесчестно. Ощутив, как горит моя щека, я понял, что госпожа ударила меня.
– Бесчестно? – Она произнесла это слово с отвращением и презрением.
Внизу к мальчишкам и Диэнеку присоединились другие крестьянские дети. Началась игра в мяч. Дети кричали в агоне, азарте соперничества, и их голоса весело летели к нам вверх по склону.
Могло вызывать одну только благодарность то, что госпожа так благородно донесла до меня из самого сердца, желание даровать мне милосердие, в котором, она чувствовала, мойры – богини судьбы – самой ей отказали. Даровать мне и той, кого я любил, случай ускользнуть из тяжких уз предопределенности, наложенных, как она ощущала, на нее саму и ее мужа.
Но я не мог предложить ей ничего, кроме того, что она уже знала. Я не мог уйти.
– И все равно, боги уже будут ждать меня там. Как всегда, на шаг впереди.
Я видел, как напряглись ее плечи, как ее воля подчинила благородный, но неосуществимый импульс сердца.
– Твоя двоюродная сестра узнает, где лежит твое тело и с какой честью ты погиб. Клянусь Еленой и Близнецами.
Госпожа встала со своей скамьи под дубами. Разговор закончился. Она снова была спартанкой.
И вот теперь, когда мы выступали в поход, я заметил на ее лице ту же суровую маску. Госпожа высвободилась из объятий мужа и собрала вокруг себя детей. Она вновь обрела прежнюю осанку, прямую и торжественную, как и другие спартанские жены, стоявшие под дубами.
Я видел, как Леонид обнял свою жену Горго, «Яркие Очи», своих дочерей и сына Плистарха, которому когда-нибудь предстояло занять его место царя.
Моя жена Ферея крепко обняла меня. Она терлась об меня всем телом под своим белым мессенийским платьем, держа за руки наших детей. Да, она недолго будет оставаться без мужа.
– Подожди хотя бы, пока я скроюсь из виду,– пошутил я и обнял детей, которых едва знал. Их мать была хорошей женщиной, и я жалел, что не могу любить ее так, как она заслуживала.