Костя налил себе еще, Глинский не возражал. Вот и выяснилась тайна исчезновения шахматных фигур Виктора: он их потерял на рыбалке, будучи в подпитии. Никакого колдовства! И все же не мешает уточнить.
- Значит, с тех пор вы в шахматы не играли? - спросил Жорж.
Костя поднял на него припухшие глаза.
- Нет. Хотя… постой, кажется… один раз было…
То, что услышал дальше Глинский, заставило его глубоко задуматься. Он дал Косте пятьсот рублей, бутылку - с собой - и проводил его до автобуса.
***
В каждом жесте и действии краснощекой сиделки чувствовались сноровка и богатый опыт. Она сама знала, что требуется больной, и умело справлялась со своими обязанностями.
- Учитесь, деточка, - говорила она Грёзе. - Вдруг понадобится?
После смерти Варвары девушка все внимание переключила на Полину Прокофьевну. Та находилась в полузабытьи, один глаз у нее перестал открываться, губы свело, вряд ли она была в состоянии кого-либо узнать.
«Неужели это она… убила? - подумала Грёза и тут же устыдилась. - Человек тяжело болен, а мне черт знает что лезет в голову!»
Сиделка считала выздоровление Полины маловероятным и спокойно, обыденно поделилась своим мнением с девушкой.
- Вряд ли старушка встанет, - заявила она. - Организм изношенный, воля к жизни утеряна. Видишь, какое у нее лицо тусклое? Верный признак скорой смерти. Уж я-то знаю, у меня глаз наметанный.
Грёза заплакала.
- Ты что горюешь? - удивилась сиделка. - Для нее смерть - желанное избавление! Поверь. Каково так-то - бревном лежать да под себя ходить? - Она понимающе закивала, когда Грёза зажала уши: молодая еще, горячая и глупая - птенчик желторотый. И добавила: - Господь милостив к праведникам!
- А… к грешникам?
- Давай помолимся, - вместо ответа предложила сиделка. - Легче станет и нам, и ей. Пусть отходит с миром.
Грёза плакала и плакала, пока не обессилела. Сделка накапала ей лекарства, поднесла.
- Выпей! Нервы-то и у молодых не железные. Она тебе кто? Бабушка?
- Нет. Соседка.
Девушка не стала вдаваться в подробности, ей вообще не хотелось говорить. Сиделка вздохнула.
- Хочешь чаю? - спросила она. - Крепкого, с сахаром? Пойду приготовлю.
Сиделка вышла в кухню. А Грёза неотрывно смотрела на больную, пытаясь проникнуть в ее мысли. Ощущает ли она что-либо? Думает ли о чем-то? А может быть, она уже далеко отсюда и здесь лежит только ее тело, изможденное и дряхлое, непригодное для жизни… Тонкая субстанция Грёзы словно пустилась вдогонку за ускользающей сущностью Полины, которую люди называют кто умом, кто душой, кто астральным телом, подразумевая под этим неуловимую и неразгаданную природу человека. И где-то за пределами материального мира они встретились…