– Значит, они другие, не такие, как харги, – заключил я. – Харги растерзали бы нас в любое время суток. Эти же – только ночью.
В часовне повисла тишина, только снаружи доносилось похрустывание веток под тяжестью удаляющегося существа. Сущности ночи, как он выразился.
– Вы слишком хорошо знакомы с их повадками, Андрей Николаевич, – поймал я на слове разговорившегося директора музея. – Надо полагать, одним приоткрыванием завесы в мир духов господин Проскурин не ограничился. Мне кажется, он еще кое-что с вами сделал. Или не он, а харги?
Лепяго понял, что спалился, и промолчал.
– Вы скрывали. Зачем?
Андрей Николаевич не ответил. В темноте лязгнули антабки карабина – это Слава разоружил директора.
– Ну что, – небрежным тоном отпетого дроздовца, которому в лапы попался пархатый комиссар, спросил я, – будем запираться?
Лепяго по-прежнему не проронил ни звука.
– Давай его расстреляем, – предложил Слава.
Леша непроизвольно пискнул. Наши приколы произвели на пилота большее впечатление, чем на учителя истории.
– Лучше вытолкаем за дверь, – добавил Вадик, – полюбуемся, как сущности ночи его скушают.
– Да вы что, ребята? – разнервничался пилот. – Вы что, в самом деле!
– А чего? – даже во мраке я уловил на лице друга коронную кривую усмешечку. – Выведем в расход, если говорить не хочет. На кой ляд он вообще нужен?
В отличие от летуна, Лепяго оказался крепким орешком и стал отмалчиваться. Впрочем, без него было ясно – из Усть-Марьи, случись несчастье там оказаться, нам не выбраться. Тихий школьный учитель пытался нас провести.
Я задрал голову и обнаружил темнеющую на фоне неба полоску стены. Занимался рассвет.
Мы вышли, дождавшись восхода. Солнце еще не появилось над лесом, но утро уже наступило, и вся жуть ушла вместе с ночью. То, что она не была сном, мы поняли, едва переступив порог. Молодые деревца и кустарник оказались выломаны, будто вокруг часовни ползал огромный слизень. Дурно делалось при мысли, что могло случиться, окажись мы на его пути. Все разом заспешили, торопясь убраться подальше.
Ми-8 ждал нас на берегу. Бока его серебрились от росы, над рекою стлался туман, было жутко холодно и сыро. Вертолет уже не казался, как накануне, пришельцем с иных планет. Природа, томно пробуждаясь, мимоходом облагородила его, одарив защитным окрасом, словно сделала частью себя. Испохабив первозданную благодать, мы выкатились на отмель, и тут я вляпался в кал.
Нога скользнула, я споткнулся и выругался. Оценил масштабы катастрофы. Подошва была измазана полностью.
– Ты чего? – остановился Слава.
– На мину наступил, – я выругался. Ну надо же, выбрал в таежных просторах место ногу поставить. Только я так мог вляпаться. Как нарочно подложили!