– На улице нет никого, – сообразил я. – Те, кто остался, сидят в бараке.
– Верно. – У Славы мелькнул оскал, и лицо сделалось на мгновение волчьим, раньше я такого не видел. – Почти все уехали, я считал. Остались какие-нибудь дневальные с дежурным и прокурорские… пидарасы.
Участь следователей стала ясна.
Слава сноровисто обшарил окровавленный камуфляж. Добыл зажигалку, пачку сигарет и немного денег.
– Давай раненого проведаем, – предложил корефан, рассовав добычу по карманам.
Я спрятал запасную обойму, проверил «Макаров». Указатель патрона в патроннике выступал, значит, пистолет был заряжен. Заступая на пост, часовой готовился стрелять с самовзвода из оружия «последнего шанса», но воспользоваться им Слава не дал.
– Ты живой там? – корефан заглянул в камеру Вадика.
Оттуда послышался слабый стон.
– Хреново, – скорчил сочувственную гримасу афгагнец. – Придется на себе тащить.
Мы зашли в клетушку, склонились над Вадиком.
– Как чувствуешь себя?
Гольдберг смотрел на нас тусклыми глазами. Лицо у него было совсем бледное.
– Поднимайся, Вадик, – сказал я.
Гольдберг пошевелился, но встать не сумел.
– За ночь задубел, – предположил Слава. – Сейчас ему много не надо.
Стискивая «Макаров», я прислушался, но никаких опасных шумов снаружи не наблюдалось. Убийства часового никто не заметил.
– Ты давай, эй, слышишь меня? Вставай! Нам побегать придется.
Вадик с видимым усилием заворочался и сел.
– Уже лучше, – одобрил Слава, подхватывая его под здоровую руку. – Давай, подъем!
Сделав с его помощью несколько шагов, Вадик слегка ожил. Во всяком случае, смог идти без посторонней помощи, когда Слава его отпустил. Разумеется, это не сильно повысило наши шансы выжить, но все-таки было лучше, чем таскать на себе раненого товарища.
– Ну-ка, стой, Ильюха, – придержал меня за плечо Слава, когда я собрался выглянуть в дверной проем. – Я сам.
Корефан внимательно изучил обстановку. Мы с Вадиком жались в пропахшем сыростью и древесной гнилью тамбуре. Вадик был взъерошен и тощ. Скулы выпирали, кадык нервно бегал по горлу. «Пить, наверное, хочет. Надолго его не хватит», – отметил я, и тут афганец скомандовал:
– Пошли!
Острое чувство, что все мосты сожжены и отступать некуда, накрыло меня, едва мы вышли из будки. После убийства часового нас не будут брать в плен. Разве что для быстрой и мучительной казни за погибшего товарища.
Отчаянно хотелось жить. А именно эту возможность мы только что свели к минимуму.
Биржа была пустынной. Прокурорские с охраной добирали сна по баракам, кроме дежурного, который сидел в будке возле ворот. Во времена ГУЛАГа там помещалась вахта. Однако, пока мы находились под прикрытием барака, спецназовец нас видеть не мог. Готовые выстрелить в первого встречного, мы двинулись к запретке. План был прост: скрыться в тайге и пешком дойти до трассы на Красноярск. В городе Вадик свяжется с Гольдбергом-старшим, который обеспечит нам стол и дом, там у Давида Яковлевича были какие-то влиятельные знакомые.