Чувствуя себя повесой, я надавил кнопку звонка и был встречен восторженным Иркиным возгласом.
– Где все твои? – Я скинул в прихожей ботинки.
– Мама с Сонькой к бабушке умотали, – бесхитростно отчиталась Ирка.
Она была уверена, что я приду. В другое время сознание собственной предсказуемости покоробило бы меня, но не сегодня.
– Надолго?
– На всю ночь.
Ирка обняла меня за шею, потянулась губами. В облаке особым образом растрепанных волос плавал густой возбуждающий аромат.
– У тебя красивые волосы, – прошептал я.
Открыв глаза, я не сразу определился на местности. Только повернув голову и увидев рядом сладко посапывающую Ирку, понял, где нахожусь. Навалился страх и стыд. Страх разоблачения со стороны Маринки и стыд перед ней же.
Я полежал немного, отходя от нахлынувших переживаний. Первое чувство, по идее – самое искреннее, было не что иное, как похмельный опасюк. Вполне заслуженное, кстати, возмездие. Отвязались мы вчера с Иркой по полной. Захваченное мной вино незаметно кончилось, зато в холодильнике нашлась бутылка водки, которую мы уговорили за ночь. У водки присутствовал ярко выраженный привкус металла, сказывалась выдержка в железной бочке, но нам было все равно, хоть граната, лишь бы шибало. В результате я намешал, и с утра мутило.
С утра… Я сдвинул чугунную отлежанную руку и посмотрел на часы. Десять минут второго! Ничего себе… Хотя, учитывая бессонную ночь, нормальное такое утро. Ирку вон пушками не разбудишь. Я тяжело перевалился на бок, опустил ноги на пол, сел. Подруга продолжала сопеть, дыхание не стихло, как бывает у проснувшегося человека. Я выждал, приходя в себя. Осмотрелся. Комната носила следы бешеного загула. Да-а, будет о чем вспомнить на старости лет. Что же мы так отрывались-то, как в последний раз?
Не найдя ответа, я поднялся и побрел в сторону ванны. Пора было принимать душ и убираться восвояси. Если Маринка дома, не хватало только, чтобы она учуяла запах Иркиного парфюма. А что я ей скажу? Скажу, что у Гольдберга на даче остался. Нанюхался растворителя и решил не ехать, пока не выветрится. Чай, беседа, забухали. Мобильник выключил, дабы не тревожили.
Наспех соорудив отмазку, я залез под душ. Снова напал опасюк. В правдоподобность отмазки не верилось. Казалось, что Маринка раскусит ложь и все поймет. А вдруг, разыскивая меня, она созвонилась с Гольдбергом? И хотя я точно знал, что телефон Давида Яковлевича ей взять неоткуда, подозрение терзало сердце голодной крысой. Я сознавал, что это всего лишь действие похмелья, и от этого мучился еще больше.