Как бы там ни было, патриотизм оставался тесно связан со стрельбой из винтовки, вернее, теперь уже из автомата. В применении к моей ничтожной и бренной телесной оболочке патриотическое движение несло плачевный исход. Общеизвестно, что политизированные фанатики хуже любых бандитов. Хотя бы потому, что великие идеи начисто отсушивают мозги, которых по молодости лет и так немного. Налетать же на пулю от разобиженного отказом отморозка крайне не хотелось. Наверное, на такой вывод и рассчитывал Ласточкин, приведя на встречу со мной активистов клуба.
Я посидел, уставившись на чистый лист, затем взял ручку и аккуратно вывел: «К. В. Ласточкин – пидор!» Нехитрый прием малость успокоил, по крайней мере исчезла злость. Правда, осталось раздражение. Уж его-то нельзя было сублимировать ничем, его можно было только изжить.
– Кто хотел есть? – позвала Маринка.
Я порвал записку, тщательно перемешал клочки, скомкал и направился на кухню. Кровавый отпечаток на стене словно магнитом притягивал взгляд. Я поковырял пятно ногтем. Въелось. Надо было моющиеся обои купить! Придется вырезать этот кусок и вклеить новый. Ничего не поделаешь, за глупости надо платить, причем платить своевременно, чтобы потом не пришлось расплачиваться.
Маринка ждала меня за столом. Я швырнул бумажки в мусорное ведро, вымыл руки и присоединился к жене. Завтракали молча.
– Ты сегодня дома или поедешь? – прозорливо спросила она, ставя в раковину тарелки.
– Уеду. Буду занят весь день.
Маринка пустила воду. Я заглянул в прихожую, достал из куртки пресс долларов и положил на кухонный стол.
– Вот, дорогая, совсем забыл, – мягко, словно извиняясь, сказал я.
– Весьма кстати, – оживилась супруга и чмокнула меня в щеку. Любовь у нас. Любовь к деньгам – «одна, но пламенная страсть». «Она как червь во мне жила, изгрызла душу и сожгла». По опыту я твердо знал, что задобрить Маринку могли только деньги. Желательно, зеленые и побольше. По этой причине несколько лет назад нищий археолог оказался не у дел. Впрочем, когда все имеет свою цену и ты ее знаешь, жить с людьми становится несравненно легче.
– Ладно, дорогая, я поехал, – выдернув из пачки сантиметр бумажек с портретом Бенджамина Франклина, я направился к выходу.
Кровавый отпечаток я размазал мокрой тряпкой до состояния мутного бесформенного пятна и на этом успокоился. Будет время, займусь обоями, а пока хватит и такого результата. Я спустился в машину и поставил перед правым сиденьем ведро с криминалом. Спустя минут двадцать чехлы и оплетка упокоились в мусорных бачках, а я притормозил у телефонного автомата. Надо было позвонить оружейному дилеру. У Кости я всегда покупал железо, недавно приобрел для Славы спрингфилдовский «кольт 1911». Корефан любил классику и не скупился на понт.