Андрей Николаевич Лепяго, которого нам порекомендовал Гольдберг, оказался старожилом здешних мест. Его отец чалился на усть-марьской зоне, он-то и знал Исаака Моисеевича сначала зэком, а потом как вольнонаемного инженера. Малолетний Андрей обитал на Левой стороне вместе с матерью, подобно женам декабристов последовавшей за «кормильцем» в Сибирь. Несмотря на амнистию, ссылку отцу не сняли, и он остался на деревообрабатывающем комбинате, где дорос до главного инженера. Андрей Николаевич закончил Красноярский педагогический институт и вернулся преподавать историю и обществоведение в ментовскую школу на Правом берегу. Так он и остался бы учителем, не появись в середине 80-х новый хозяин,[9] тогда еще майор, Проскурин, который решил организовать при Доме офицеров краеведческий музей. Тяготел, видать, к науке. А поскольку начальник колонии является могущественным правителем в дарованном государством феоде, то и понты давил соответствующие, дабы не посрамиться перед соседями-феодалами пенитенциарной империи. Смекнул Проскурин, что собственный музей ничуть не хуже придворной филармонии, а даже лучше, поскольку оригинальнее, да и надежней – вещи, в отличие от слабых здоровьем зэков, не болеют и не освобождаются. Директором тут же назначил учителя, который активно исследовал обычаи края и по собственной инициативе соорудил в своем кабинете экспозицию, знакомящую школьников с бытом аборигенов. Вскоре Андрей Николаевич был заменен выпускником Красноярского вуза, и в городе (невиданное дело!) возник свой музей.
Жениться Лепяго не сподобился, поэтому места в его большой избе хватило всем. Мы приехали втроем: я, Слава и Вадик, ради общего дела отказавшийся от ненаглядных бабочек. Корефан согласился терпеть нетрадиционно ориентированного энтомолога, а Гольдберг-младший, чувствуя такое к себе отношение, поубавил жеманности. Даже золотую сережку из правого уха снял и повадками напоминал теперь переодетого монаха, чье чело облагорожено печатью невинности. Мне же в этой компании было значительно легче. Ни к кому из спутников я неприязни не питал, а с Андреем Николаевичем моментально нашел общий язык. Рыбак рыбака видит издалека.
– Вы не представляете, – продолжал радоваться Лепяго, пока мы отдыхали с дороги и насыщались чем Бог послал, вернее, тем, что привезли с собой, – в холостяцком жилье отыскалось лишь немного овсянки. – Как я соскучился по беседе с образованным человеком! Только в школе и спасался, понимаете? Круг интеллигентных людей здесь настолько узок, что только с коллегами и можно общаться. Когда из школы ушел, точнее, меня перевели, ну, предложили – от такого места отказываться нельзя, один-единственный музей в районе, да что там в районе – во всей области! – так вот, понимаете, они в школе, а я здесь… умные разговоры стали так редки… Сбор экспонатов – занятие нелегкое, скажу я вам. Приходится лазить по тайге. Отнимать, знаете ли, у природы, выкапывать, археологией заниматься.