Секьюрити начал орать еще до того, как грохнулся на застеленный серовато-синим ковролином пол. Шагах в трех перед ним сидел, сжавшись в комок и привалившись к стене, сам директор ТТТС. Глаза бессмысленно вытаращены, у ног валяется связка ключей, рот приоткрыт, а тело медленно сотрясается от икоты.
Все это Павел увидел, балансируя над телом визжащего охранника, а когда падения удалось избежать, сам едва не заорал.
Перед ним стоял, осклабившись, лев с длинной – по колени – черно-рыжей гривой. Глаза неподвижные, будто из стекла сделаны, из пасти тянется струйка слюны, фигура напряжена. А за ним, чуть позади и справа, уступом, львица. Тоже замерла, но глазами косит в сторону.
Черт его знает, какой длины прыжок у льва. Сколько он берет с места? Метра два? Три? Больше? Павел почувствовал, что ноги его начинают подгибаться от непреодолимого желания сесть, просто опуститься на пол. Ну может же человек просто сесть на пол?!
Почти неосознанно, скорее по привычке, чем усилием разума, он сделал левой рукой успокаивающий пасс, означающий «мир». Губы механически прошептали слова простого заговора, воспроизводя то, что он делал десятки, если не сотни раз. Это многажды выручало его на темных улицах Москвы и даже в транспорте, где нервы у людей напряжены до предела толкучкой и духотой.
Но это ж зверь!
Эта простая мысль вернула ему силы действовать в той или иной степени осознанно.
Еще у Киплинга в его «Книге джунглей» сделана попытка воспроизвести ту формулу, что примиряет людей и животных, правда, на крайне простом, даже примитивном уровне, низведя сложный коммуникативный момент до элементарного «Мы с тобой одной крови, ты и я». В животном мире родственная кровь почти всегда ничего не значит; один птенец выталкивает из гнезда другого, самцы оленей, даже одного помета, могут насмерть биться за самку, глухари, на что безобидные создания, бьются на току до крови, а что ж тогда говорить о петухах! И это прямые родственники, имеющие действительно одну кровь! Взаимоотношения же между львом и антилопой вообще никакой «однокровности» не несут. Чья кровь пролилась на поле боя, тот и проиграл.
Подобное заклинание Павел делал от силы раза четыре. Нет, скажем, от собак ему отговариваться приходилось, этого добра в Москве нынче столько, что впору всем горожанам вооружаться против них. От кошек приходилось, даже от ворон. Но от крупных хищников – по пальцам перечесть. И нужно при этом учесть, что они были в клетке, то есть реальной угрозы ему самому не представляли. А сейчас звери вот они, метрах в шести-семи. Нужно сделать «ограду», иначе он не успеет. Охранник еще тут верещит, директор икает. Павел осторожно обошел охранника. Странно, почему львы до сих пор не напали. Сыты? Мы с тобой одной крови… Никакой крови! Ничего подобного даже в мыслях. Даже упоминать ее нельзя. Лев облизнулся и наклонил голову, посматривая искоса. С чего это он может быть сыт после ночи? Что, на охоте был?