Случай Портного (Рот) - страница 107
Пожилые супруги, сидящие рядом со мной (их зовут Эдна и Феликс Соломоны, за четыре часа полета они рассказали мне все о своих детях и внуках, которые живут в Цинциннати, и показали фотографии), подталкивают друг друга локтями и одновременно кивают в молчаливом восхищении; они подталкивают и своих новых друзей, сидящих через проход, пару из Маунт-Вернона, Сильвию и Берни Перлз, пытаясь обратить их внимание на высокого симпатичного молодого еврея-юриста (и холостого! какая пара для чьей-нибудь дочери!), заплакавшего, когда самолет коснулся еврейской земли. Однако причиной слез, которые случилось видеть Соломонам и Перлзам, была не земля обетованная, обретенная в конце исхода, но голос девятилетнего мальчишки, вдруг зазвучавшего в моих ушах – мой собственный голос. Это я, и это мне девять лет. Конечно, я нытик, я гримасничаю и канючу, я всегда недоволен, несчастен, огорчен и обижен („как будто весь мир ему что-то должен в его девять лет“, – говорит моя мать), но я же и шалун, и веселый насмешник, не забывайте об этом! Я энтузиаст, романтик и лицедей, девятилетний любитель жизни! Одержимый такими простыми желаниями!
– Я на стадион, – кричу я в кухню, так и не вычистив специальной зубной нитью застрявшие в зубах остатки завтрака… – Я ушел, – кричу я, хватая свою руковицу, – вернусь около часа.
– Подожди минутку. Когда ты вернешься? Куда ты?
– На стадион! – ору я во всю глотку. – Посмотреть на мужчин!
Вот этот вопль и достиг моего слуха, когда самолет прикоснулся к Эрец-Исраэль: посмотреть на мужчин!
Потому что я люблю этих мужчин! Я хотел стать одним из них! Возвращаться домой к воскресному обеду ровно в час дня, стягивать остро пахнущие потом носки и майку (21 подача за утро – это вам не шуточки!), чувствовать пульсацию в мышцах руки, уставшей от этих великолепных низких бросков, которыми я бы упивался все это долгое утро; волосы растрепаны, на зубах песок, ноги болят, живот устал от смеха, короче, крепкий еврейский парень здорово оттянулся и пришел немного подкрепиться. Пришел к кому? К своей жене и к своим детям, к своей собственной семье, проживающей в квартале Викуехик! Я бреюсь и принимаю душ – горячие струи воды смывают с меня черную грязь, о, как это приятно: терпеливо стоять под обжигающими струями. Как это по-мужски – превращать боль в удовольствие. После душа я надеваю модные брюки и свежую рубашку „гаучо“ – как здорово! Я насвистываю популярную песенку, восхищаюсь своими бицепсами, навожу глянец на туфли, а в это время мои ребятишки (с глазами точно такого же цвета, что и у меня) хохочут на ковре в гостиной, рассматривая воскресные газеты; моя жена, миссис Портной, накрывает стол к обеду – мы ждем в гости моих родителей, они будут с минуты на минуту, они никогда не опаздывают к воскресному обеду. Боже мой, какое будущее! Какое простое и счастливое будущее! Изматывающий и бодрящий бейсбол – по утрам, изобильный сердечный обед – днем, три часа лучших в мире, интересных и поучительных передач по радио – вечером: да, когда-то я в компании своего отца наслаждался Бенни Джеком, а также беседами Фреда Аллена с миссис Нассбаум, и Филом Харрисом с Фрэнки Рэмли, а теперь мои дети будут наслаждаться этим вместе со мной, и все последующие поколения будут делать то же самое. И уже после Кенни Бэйкера я запру на оба замка все двери, выключу свет (проверю и – как это делал мой отец – перепроверю вентиль газа, чтобы темной ночью случайность не украла у нас наши жизни). Я пожелаю доброй ночи и поцелую мою милую сонную дочурку и моего умного сонного сынишку, после чего отправлюсь в объятия к миссис Портной, этой доброй и мягкой (в моей приторной фантазии она всегда остается безлицей) женщине, где всю ночь буду сгорать в огне бесчисленных удовольствий. Утром я отправлюсь в деловой центр Ньюарка, в здание окружного суда, где стану проводить свои дни в поисках справедливости для бедных и угнетенных.