Кто позволит бывшим зекам, гулять на свободе больше двух-трех месяцев? Нет, мил человек, хоть расшибись в лепешку, но будь добр в течении этих месяцев устроиться на работу. И совсем не важно, какая она, эта работа. Главнее всего бумага о трудоустройстве, что предъявлялась в соответствующее подразделение милиции, занимающееся проверкой бывших заключенных на предмет склонности к повторному совершению противоправных деяний, так называемому рецидиву.
Большая часть, приличных по тем временам денег, уходила на оплату различных судебных изысков. Не миновала участь сия и загремевшего на 10 лет в места не столь отдаленные, Лешкиного отца. По суду, ему помимо наказания отмеренного в годах, назначены были и существенные денежные выплаты.
По суду ему было предписано оплатить все издержки на лечение доктора Мельниченко. За его счет и протезирование дюжины зубов сельского эскулапа. Суд также постановил оплачивать ему пребывание повредившегося рассудком санитара Свидера, по кличке «Жук», в психиатрической клинике, помещенного туда, на пожизненное содержание. Еще одним пунктом финансовых затрат, стала оплата произведенных за колхозный, а следовательно государственный счет, похорон третьего участника, закончившейся трагически попойки, плюс к этому небольшая денежная компенсация семье покойного.
Эту компенсацию придумал судья, наслушавшийся модных рассуждений на этот счет и от которой, легко бы отказалась семья Шалоумова, закоренелого алкоголика и буяна, от которого жена и дети постоянно ходили в синяках. Человеком он был тяжелым по жизни и никогда, ничего не тащил в дом, более того, не прочь был и оттуда прихватить кое-что в обмен на столь любезную сердцу выпивку. Хозяйство держалось на жене, хрупкой и молчаливой женщине, покорно терпящей всю жизнь бесконечные побои и издевательства, от доставшегося ей в наказание за грехи, мужа.
Халявину даже показалось на миг, что в зале суда она ожила, похорошела, окончательно уверовав в то, что домашний мучитель и тиран, никогда больше не заявится в дом, не обидит ее и детей. Ему показалось, что в ее глазах, всегда задумчивых и печальных, блеснула на мгновение и тут же погасла искорка безумной радости. И тут же женщина опустила глаза в пол, чтобы они нечаянно не выдали переполнявшую ее радость и затеплившуюся в груди надежду на лучшую жизнь. Так и просидела она до оглашения приговора, опустив глаза в пол, теребя хрупкими ручонками, полы накинутого на плечи платка. А когда завершился суд, и она проходила мимо клетки, с убийцей мужа, не было в ее глазах иного чувства, кроме признательности. Не было на ее лице и тени сожаления об утраченном безвозвратно, супруге.