Советская психиатрия была впереди планеты всей, по облапошиванию сограждан, превращению их в тупое, покорное быдло, стадо, послушное воле поводыря. Всего несколько месяцев и некогда яркий, волевой человек, не сломленный годами ссылки и лагерей, превращался в пускающее пузыри, гадящее под себя, растение. Слюнявое, бессмысленно-безмозглое существо, с глазами застланными пеленой безумия. Создание, начисто лишенное разума, не способное существовать самостоятельно, без чужой помощи. Некогда видный человек, становился вещью, грязной, вонючей и слюнявой, но абсолютно безопасной, полностью очищенной, от поселившейся в мозгу, скверны.
Скверна изничтожена под корень, безжалостно выжжена, вместе с пораженным ее метастазами, мозгом. Человек, подвергнутый подобной процедуре, становился полноправным гражданином великой державы, со всеми вытекающими отсюда правами, и в силу сложившихся обстоятельств, совсем уж не обременительными обязанностями.
Гуманная страна не бросала на произвол судьбы попавших в беду людей, даже если источником беды, стала глупость. Бывшие пациенты закрытых для любопытных, психиатрических клиник, прошедшие все этапы лечения, отдавались на попечение иным, не менее закрытым учреждениям. Домам инвалидов и ветеранов, в стенах которых им предстояло провести остаток жизни, окруженными неусыпным вниманием и отеческой заботой.
Лешка скучал без отца, особенно короткими летними вечерами когда, набегавшись с друзьями по лесу, наплескавшись до умопомрачения в речке, набесившись за день, возвращался домой. За весь шебутной, полный суеты день, занятый возней с друзьями, Лешка не вспоминал о томящемся где-то в тюремном лагере, отце. Все его мысли были целиком заняты тем, как более незабываемо и с пользой, провести короткие, и мимолетные, как падение звезды, летние денечки, которых, к сожалению всей поселковой детворы, было до обидного мало, и которые имели привычку, так неожиданно заканчиваться. Причем заканчивалось лето официально, когда на дворе стояли по-летнему погожие, теплые и солнечные дни. По календарю наступал сентябрь, что ознаменовало наступление осени, а вместе с ней нового учебного, занудного года, который будет тянуться со скоростью раненной черепахи, долгих 9 месяцев, чтобы вновь уступить дорогу лучезарному лету, столь короткому и мимолетному.
Но даже в эти теплые и ласковые, солнечные дни, Лешка не забывал об отце, отбывающем назначенный судом долгий срок в расположенном за пару сотен верст от Шишигино, тюремном лагере. Пусть и короткими летними вечерами, пусть всего несколько минут, лежа в кровати и сомкнув веки в ожидании сна, но он вспоминал отца, и ожидал весточки от него. Приходящие с зоны письма, старательно перечитываемые дедом с бабкой по несколько раз на дню, поддерживали незримую нить, связь между отцом и сыном. Из этих небольших, скупых писем, Лешка был осведомлен о том, где отец, что за люди его окружают, условия в которых они содержатся.