“Нет! Только не это! Что же делать? Где Шах? Теперь вся надежда на него. Черт возьми! Я же не спросил этого чинушу о Шахе. Видно, его не схватили. Вот влипли в историю! Слуги. Свидетели. Нападение разбойников. Что за чушь?! Не надо горячиться, надо спокойно подумать. Все, успокоился! Кто у нас во врагах числится? Серые. Предположим, они организовали нападение на дом купца. И нас подставили. Захватили самого купца и его дочь. И Шаха. Вот почему его нет! При нападении на дом он погиб или его захватили в плен. Если это так, то все кончено! Нам отсюда дорога только на виселицу! Зачем я согласился на эту работу? Я не хочу умирать!”
Волна страха уже захлестнула меня, но неожиданно я услышал спокойный голос Вани:
– Шах жив! Он нас вытащит отсюда. Не надо отчаиваться!
Но я уже не мог остановиться, меня понесло. Хрипло и с надрывом я закричал:
– Где Шах? Нет его! Его убили при нападении на дом Гастона! Ты понимаешь это?! Нам отсюда только одна дорога! На виселицу!
Тут у меня перехватило горло, и я сорвался на хрип. Подталкиваемый злобой и страхом, я вскочил и рванулся, но оковы крепко держали меня. Я дернулся раз, другой, потом упал ничком на гнилую солому и заплакал.
Так я плакал только в далеком детстве. Слезы сняли с моей души всю накипь, смесь страха и злобы. Они очистили меня, сделав прежним Мишей Кузнецовым.
“Что со мной делается? Кем я стал? Чего я кричу, ведь меня еще не вешают. Ты живой, Мишка! У тебя неплохая голова, не может быть, чтобы ты чего-нибудь не придумал. Разорался, дурень! И на кого? Ох и стыдно!”
Стыд за мою недавнюю истерику прожег меня насквозь. Я сел на пол и краем глаза посмотрел на Ваню. Тот сидел на каменном полу и спокойно смотрел на меня. В его взгляде было что-то необычное, что изменило черты лица, сделало их мягче. Вдруг я понял, что в глубине его глаз затаилась грусть. Простая человеческая грусть. Все время думая о нем как о непобедимом воине, я забывал, что он тоже человек. Я сразу вспомнил, что привело его на эту планету.
“Он убежал от виселицы. Не от смерти, а от позора! Теперь он спокойно сидит и ожидает позорной для него смерти, а я закатываю ему истерику”.
Меня как холодной водой окатило. Мне стало вдвойне стыдно перед человеком, который не раз вставал между смертью и мной. Я развернулся к нему, чтобы извиниться, но не успел.
– С каждым бывает. Можешь не извиняться, – услышал я его голос
– Нет, извини меня. Я не должен был так говорить. Кто, как не я, должен знать, каково тебе сейчас приходится. Я приложу все свои силы, чтобы этого больше не случилось. Еще раз извини! – срывающимся голосом произнес я.