– Скажите, Вена не изменилась со времен Моцарта? – спросил Джэсон.
– По-моему, нет, – ответил Мюллер, – но вы должны помнить, что я там не бывал уже много лет. Я покинул Вену во времена нашествия Наполеона.
Ничто в этом мире не стоит на месте, все меняется, думал Джэсон, больше прежнего укрепляясь в уверенности, что в рассказе Мюллера нельзя все принимать на веру. Он колебался, не зная, на что решиться. Но стоило старому музыканту сказать:
– Не прошло и двух лет после премьеры «Так поступают все», как Моцарт умер при самых таинственных обстоятельствах, – как снова какая-то непреодолимая сила стала тянуть Джэсона в Вену. Он уже не мог понять, то ли сам он преследует какую-то цель, то ли подчиняется чьей-то чужой воле.
– Могли бы вы дать мне рекомендательное письмо к сестрам Вебер?
– В этом вам поможет мой брат.
Какая из трех сестер по-настоящему любила Моцарта? Была ли Констанца ему хорошей женой? Разве Мюллер мог об этом судить? Будучи музыкантом, Мюллер несомненно понимал Моцарта, но старик был явно предубежден против женского пола.
– Эрнест знает почти всех, кто был знаком с Моцартом в Вене. Все эти люди вращались в одном узком кругу. Но если вы будете откладывать отъезд, – повторил Мюллер, – можно ли поручиться, что кто-нибудь останется в живых?
– Кто знает, чей придет черед. Все они уже немолоды, – согласился Джэсон.
– А теперь, когда вы имеете официальное поручение к Бетховену, у вас есть все основания для поездки в Вену.
Элиша Уитни считает, что вы готовы ехать, иначе он не давал бы вам поручение к Бетховену.
– Но когда я попросил его частично оплатить поездку, он пропустил это мимо ушей. Как вы думаете, кто-нибудь может догадаться об истинных целях моего путешествия?
– Ваша цель состоит в том, чтобы повидаться с Бетховеном. Ну, а если во время поездки вы узнаете нечто новое о Моцарте, то кому до этого какое дело? Все останется в тайне, вам нечего опасаться.
Джэсон бережно хранил полученное от Общества письмо, и в следующее воскресенье после окончания службы подошел к Элише Уитни, морщинистое лицо которого сияло довольством, и подал ему конверт. Церковный хор вдохновенно исполнил один из гимнов Джэсона, и Элиша Уитни принимал поздравления по поводу того, что музыка в Бостоне достигла невиданного расцвета. Это были поистине счастливейшие минуты в жизни Уитни за время его пребывания на посту директора Общества Генделя и Гайдна, и он не был склонен делить с кем-то свою славу. Неожиданное вмешательство Джэсона было неприятно профессору.
– К чему мне это письмо? – воскликнул Элиша.