Месть. Все включено (Зуев) - страница 49
«Хотела бы я посмотреть, как бы он…»
«Не хотела бы».
В конце концов оставив бесплодные попытки освободиться, она принялась ждать. Больше ничего не оставалось. Сон не шел к Миле, и это было странно. После перенесенных потрясений. Взвесить шансы тоже не получалось, – мешал страх. Липкий и тягучий. Сперма высохла и напоминала клей. «От меня, наверное, разит, как от… от…», – она не знала, как от кого? В принципе, это было не так уж важно. Потом Мила вспомнила историю о цирковом фокуснике, умевшем останавливать сердце. И подумала, что эта способность пригодилась бы ей. Потому что умирать не всегда страшно. Бывает кое-что страшнее смерти. Мила попыталась приказать сердцу не биться, но то лишь застучало сильнее.
И все же сон сморил ее, правда, это случилось уже под утро, незадолго до пронзительных воплей петухов, встречающих каждый новый день многоголосым хором так, будто он последний. Собственно, она и так продержалась на ногах поразительно долго, с учетом выпавших на ее долю испытаний. Наверное, потому, что была слишком взвинчена, наэлектризована, чтобы уснуть. Она решила, – этого никогда не случится, ведь есть несчастные, которые вообще теряют способность спать, их жизнь заканчивается смертью от нервного истощения. Сон долго подкрадывался к Миле, прячась за ухающим пульсом, за невероятным возбуждением бесконечного дня, а потом прыгнул на нее и сразил мгновенно, как пуля.
Правда, сон не принес ни облегчения, ни отдыха. Он оказался кошмаром, причем, Мила с ужасом удостоверилась, что ее подсознание способно транслировать ей многосерийные кошмары, нечто вроде сериалов, которые ежедневно идут по телевизору, околпачивая и без того задерганных людей. Впрочем, чего другого следовало ожидать? Если жизнь наяву превратилась в непрерывный фильм ужасов, то и Ии виртуальная составляющая соответствующая.
Сначала Мила снова, как и прошлой ночью увидела Протасова, Валерий гнался за ней по полю, сидя за рычагами своего жуткого зерноуборочного комбайна, ярко-желтого, точь-в-точь как машина, которой ее сбили. Она побежала по стерне, не чувствуя боли, хоть изнеженные хорошей обувью пятки с непривычки оказались изранены в кровь. Затем Мила угодила в капкан, который оказался вытянутыми руками Вовчика по кличке Палач. Волына поймал ее за щиколотки и вцепился в них мертвой хваткой. Захлебнувшись в безмолвном крике, она все же вырвалась, а затем оторвалась от земли, как у нее всегда получалось в детстве, когда среди ночи приходил кошмар. Когда со всех сторон подступали чудовища, и единственный выход был – взлететь. Мила начала подниматься все выше и выше, Протасов с Вовчиком остались далеко внизу. «Отдай сумку, дрянь, хуже будет!» – кажется, кричал Протасов, в бессильной злобе, его вопли становились все тише, она постепенно удалялась. Милу Сергеевну охватило острое желание показать ему сверху средний палец, что она и сделала, захихикав. Впрочем, ее смех оборвался, как только она вспомнила, что должно вот-вот произойти. Естественно, ведь Мила видела повторение своего сна, прерванного головорезами Витрякова, которые ворвались в ее квартиру накануне, всего сутки назад. Госпожа Кларчук, наблюдавшая за развитием событий во сне со стороны, словно из зрительного зала, какой-то недремлющей частью своего мозга, с содроганием подумала, что сейчас, наверное, появится Леня, ее бесцеремонно разбудят, вытянут из постели, в чем мать родила, бросят в салон «Галанта» и повезут в Крым. И это будет повторяться снова и снова, вся проклятая дорога, без конца, точно так, как случилось с героем американского фильма «День сурка»,