– На вот, – сказал Леня, бросая в окно скомканную сотку. Не успел Палыч нагнуться за деньгами, как машина сорвалась с места, обдав его мокрым песком.
– Ну, что? – спросила жена. Он стоял с банкнотой в руке, глядя на быстро удаляющиеся габариты «Галанта».
– Укатили, – сказал Палыч.
– Господи, спасибо тебе, – пробормотала жена, и снова перекрестилась.
– Пойдем, что ли, приберемся, – предложил Палыч.
* * *
Дверь домика осталась открытой нараспашку. На полу в гостиной их дожидались осколки разбитых бутылок, перевернутый стол и разбросанные повсюду карты.
– Скатерть прокурили, – всплеснула руками жена. – А ваза? Ваза кому помешала?
– Далась она тебе? – сказал Палыч, с содроганием заглядывая в спальню и ожидая увидеть тело несчастной женщины, со следами сигарет на груди и удавкой на шее.
– Фух… – он облегченно вздохнул. Комната, к счастью, была пуста. Живую или мертвую, но бандиты увезли женщину с собой. Правда, на постели бурели подозрительного вида пятна. В воздухе стоял концентрированный запах табака, водки и спермы.
– Отвезешь завтра в прачечную, – сказала жена из-за спины. Он не слышал, как она вошла.
– Завтра, – согласился Палыч.
Супруги приступили к уборке.
* * *
Глухой ночью «Галант» пересек городскую черту Ялты. Филимонов пролетел милицейский КП, почти не снижая скорости.
Вскоре они были в частном секторе, с дороги представлявшемся образованным бесконечными заборами лабиринтом. Сводом лабиринта выступало небо – темное, низкое и мглистое. Пока Филя открывал ворота и загонял машину во двор, Мила успела разглядеть, что дорога круто забирается в гору. Следовательно, они были на окраине.
Ее грубо вытолкали из салона, протащили по ступеням и бросили в темный и грязный чулан. Кто-то из бандитов не поскупился на хороший пинок, угодив точно по копчику. Мила повалилась на пол, извиваясь от боли.
– Забыл тебе сказать, ты круто порешься, сука, – сказал Филимонов, захлопывая дверь. – Может, мы тебя еще попользуем. Передохни пока.
Лязгнули засовы, чулан погрузился в темноту.
Где-то далеко яростно заливались собаки. В чулане пахло сыростью и землей. Как только затихли шаги бандитов, Мила сначала перевалилась на бок, а затем, после нескольких неудачных попыток, села, привалясь к шершавой стене. Тело ныло, не желая слушаться. «Неудивительно, – подумала она, – странно, как это я вообще что либо чувствую». Ее связали еще в Скадовске, перед тем, как швырнуть в машину. Теперь запястья онемели и едва покалывали, скотч, которым воспользовался Филимонов, когда стягивал руки и щиколотки, держал крепче любых наручников. Мила бледно улыбнулась, подумав о Гарри Гудини,