– Куда вы хотите деть пленку? – нервно спросил поджидающий нас в нашей же комнате курсант-педик.
– Убирайся отсюда, – выразительно постукивая кулаком о ладонь, заявил Арт.
– Ты все провонял здесь своими погаными духами, – брезгливо поморщился я. – Пшел вон, гомик!
– Шеф хочет знать, куда вы собираетесь деть пленку, – взвизгнул голубой.
– Передай «заднице», что мы готовы подарить ему эту пленку на память...
– После того, как станем офицерами и свалим отсюда, – уточнил я. – И пошел вон!
Нам пришлось с полчаса проветривать нашу комнату, пока запах сладких женских духов перестал шибать в нос.
Бюрократы и мелкие чиновники обожают героев. Это именно для них первые полосы газет и журналов забивают аршинными заголовками типа «Один против тридцати панцеров». Только эти люди, знающие все, что только можно о бумагомарательстве, выясняющие настроение шефа по тому, как он подколол скрепкой документы, верили в героев.
Армия на треть состоит из бюрократов, которые не меньше, а может и больше гражданских, обожают героев. Они почему-то чувствуют свою сопричастность...
В общем, это я к тому, что наши документы ни где преград не знали. Дня через три в училище пришел приказ, согласно которому нас с Артом вызывали в Реденг, где располагался штаб округа. Нам предлагалось прихватить с собой вещи, а документы послать с курьером. Все говорило о том, что в школу больше не вернемся. Так оно и вышло.
Почти целый день бюрократы жали нам с Роничем руки, просили автографы и отдавали честь. К концу дня я чувствовал себя словно лимон попавший в соковыжималку. Во всяком случае, выражение лица у меня, по словам Арта, было такое же.
Чтобы хоть как-то сгладить впечатление от тяжелого дня, а за одно отметить новенькие лейтенантские погоны, мы взяли с собой в номер гостиницы несколько бутылок. Смышленый коридорный быстренько сбегал в ближайший магазинчик за закуской.
Ронич выдвинул журнальный столик, я присовокупил пару кресел. Протерли стаканы салфетками, разлили добычу и уселись. Плоские прямоугольники погон с тремя серебряными звездочками на каждом, кучной лежали между другими предметами нашего натюрморта. В пузатых стаканчиках дрожала от работавших в подвале автономных генераторов бесцветная жидкость по имени водка. Напротив сидел человек, спасший мне жизнь, а я, глядя на жилистые, с набитыми костяшками кулаков, руки, раздумывал, как бы побыстрее споить приятеля и выведать, что он там от меня скрывал.
– За что? – отрывая донышко рюмки от столика, нерешительно спросил Ронич.
– За Удачу?! – предложил я, подняв свою.