– Я это знал и говорил, – вмешался я.
– Да кому интересно ваше мнение, дражайший Сергей Владимирович?
– Мне. Может, я и в паломничество пошел, чтобы найти справедливость у Бога-Императора.
– А может, и нет? – язвительно спросил Исаев. Я промолчал.
– Ах, Кирилл, Кирилл! Твоя революционная страсть делает тебя нетактичным, – сказал Малинин.
– Прости, – с неожиданной теплотой отозвался Исаев. – Я никого не хотел бы обидеть. Я знаю, как трудно жить каждому, я просто хотел когда-нибудь спросить его прямо; зачем? Зачем он позволяет эти мучения, эту ложь, эту дикость? Зачем он оставил людям стремление доминировать?
– Увы, ты не хочешь думать о системе и тонешь в частностях. Быть может, наш путь – наименьшее из зол? – мягко упрекнул его Малинин.
– Нет, – вмешался Кочетов, – просто Кирилл умеет думать.
Воцарилось молчание. В тишине было слышно шуршанье жучков, изредка сонный перестук копыт стражников. В тесной яме, измученные пытками, мы лежали почти касаясь друг друга.
– Я не понимаю вас, – сказал вдруг Мстиша. – Все так просто: есть общий враг, есть, Бог-Отец, который ведет нас к победе… К чему спорить?..
– Это потому, мой друг, – ответил Малинин, – что вы живете в племени. А человек и был создан изначально для маленького коллектива, для жизни в составе рода, семьи. И людьми были только члены рода, все другие были не просто чужие, они были нелюди. И нелюдей так много, что спасает только родовое братство. А мы жили в обществе, где миллионы, миллиарды людей, а нелюдей – нет. Остается свобода подводят…
– Ты хочешь сказать, что человек ищет врага, потому что он так создан? – задумчиво спросил Мстиша.
– Примерно так, хотя есть еще масса других качеств и инстинктов, которые, в свою очередь, делают нашу жизнь адом.
– Моя жизнь была ошибкой, – внезапно сказал Кочетов. – Я думал, что в Империи можно сохранить честность, непоколебимость убеждений. Я не заметил, как стал робким. Я жил трусом. Вместе с другими ничтожествами. Я был крупицей безответной толпы. Я спокойно наслаждался нравственной жизнью. Никто в Империи не может ни изувечиться, ни задохнуться. Я не жалею о своей гибели.
– Ты, мой побратим, не трус, – вмешался Мстиша. – Я горжусь, что сражался рядом с тобой.
– Спасибо… мой побратим. Может… Снова молчание в темноте, настоящая темнота пещер или подземелий. И звезд не видно, тучи…
– Семен! – позвал Малинин. – Ты жестоко осудил себя. Однако ты ведь жил чем-то?
– Я пытался найти правду в истории. Я пережил нашу республику и отверг ее.
– Почему? – спросил Исаев.
– Не было в истории Империи, которая бы существовала не ради грабежа. Всегда метрополия извлекала все из провинций. Империи кормили свой центр, как мы столицу, и приручали жителей к тунеядству, каждый гражданин центра участник грабежа. Империя живет за счет налогов. А человек – мы тут говорили – создан для жизни в племени. Империя – это слишком много. Управлять ею можно только силой и ограблением подданных. А наш Бог-Император, наш Бог-Отец – творец этого грабежа.