– Когда мужика зеленый змей прикусил, то его либо религия может вытянуть, из ямы, или женщина, которая любит, а сама не пьет.
– А потом она умерла…
Планшетов внимательно посмотрел на приятеля:
– И он не взялся за старое? Старик твой?
– А я не знаю…
Юрик потрепал Бандуру по плечу:
– Ладно, чувак. Что будем делать с пингвином?
Что делать? – переспросил Андрей. По дороге на Отрадный у него сложился кое-какой план. Не блестящий, как замысел сражения при Каннах,[57] но, все же лучше, чем вообще никакого.
– Батарея, подъем, урод! – рявкнул Бандура, и присовокупил к крику чувствительный пинок в бок. – Вставай, отморозок! Тут тебе не пляж!
Со второго толчка Волына зашевелился и начал стонать.
– Только без рук, мужики…
– Вставай, чурбан. Сейчас милиция придет!
– Какая в жопу милиция? – стонал Вовчик. – Я сам из милиции. Бандура?! Это ты? Ты чего бьешься, баран?!
– Я бьюсь? – воскликнул Андрей. – Да я тебя только бужу, хорек. Биться будет Протасов. А потом менты в каталажке!
– Протасов? – Волына таращил глаза, но в них не было и тени мысли. – За что?
– За то, что ты, плуг неумный, проспал главную в жизни фигню!
– Какую такую фигню, зема?
– Окончательную.
– Ты, чувак, – вмешался Планшетов, – кинул Протасова на камни.
– На какие камни, пацаны?! Что вы за пургу несете?
– Сам ты пурга! Тебе что поручили? На телефоне дежурить? Было?
– Ну да, – пробормотал Волына. – По-любому. Я что не так?
– Все не так, Вова, – заверил несчастного Бандура. – Планшетов, вруби кассету.
Юрик направился к автоответчику. Через минуту из коридора долетел взволнованный голос госпожи Кларчук:
– Алло! Володя! Мне немедленно нужен Валерий! Разыщи его так быстро, как только сможешь! Окончательный расчет перенесен на сегодня. Это срочно! Передай ему, чтобы без десяти восемь он был на улице Братской, номер десять… повторяю, на Братской! Я не хочу ехать одна. Володя, немедленно свяжись с Валерием…
Аппарат щелкнул, повторив сказанное снова. Мила звонила несколько раз.
– Алло! Володя! Мне немедленно нужен…
– Что это? – Вовчик переводил взгляд с одного на другого. Теперь к непониманию добавился страх.
– Это та фигня, которую ты проморгал, Вовка. – Нажрался, как падло, и проспал.
– А когда она звонила, земляк?
– Четыре часа назад, Вован.
– Так надо, по-любому… – начал Волына лихорадочно и, попытался встать.
– Поздно, чувачок. Твой поезд ушел. Ту-ту.
– Баба поехала без Валерки, и ее на Подоле опрокинули. Ограбили, Вован! Все бабки в жопу. Прикидываешь, что скажет Протасов?
Теперь Волына подхватился на ноги, шатаясь, как корабельная мачта. Его физиономия выражала раскаяние заблудшего алкоголика.