– А вы знаете, Сергей Михайлович, нет худа без добра, – сказал Торба, которому пришла в голову неплохая идея.
– Что ты имеешь в виду, Володя?
– А то, что мы их выследим, только и всего. Этот проходимец Атасов наверняка отправится разыскивать дружков, и… тут мы их всех и повяжем, к чертовой матери.
– Это мысль, – согласился Украинский. – Пожалуй, ты прав, Володя. Только вот, а если он не станет дружков искать? Вернется на квартиру и нажрется. Он, я смотрю, тот еще синяк.
– Тогда просто установим наблюдение. В любом случае, товарищ полковник, мы ничего не теряем.
Украинский закурил, обмозговывая предложение и так и сяк.
– Быть по сему. – Решил, в конце концов, полковник. – Идея неплохая, Володя. Я вот что еще думаю. Я думаю… – Сергей Михайлович хрустнул костяшками, – как бы так все обтяпать, чтобы уже наверняка. Чтобы всю эту кодлу зачуханную раз и навсегда закрыть. Ты понял? Без шума, пыли, и надежно. – Он в упор поглядел на Торбу, сверкнул глазами: – Журба докладывал, что у этого Бандуры шуры-муры с женой Бонасюка были? Любовь неземная, и все такое?
– Не знаю, как насчет любви, товарищ полковник, но Бонасюка она из-за него послала, куда подальше.
– Вот и хорошо, – сказал Украинский. – Ты сказал, у Бандуры в квартире телефон с автоответчиком?
– Есть такое дело, товарищ полковник. «Panasonic», последней модели.
– Тогда, слушай, значит, сюда, – Украинский понизил голос, словно разговор могли подслушать. – Вот что мы сделаем, майор.
* * *
– Я в квартиру Армейца, типа, попал? – Атасов потерял терпение. Рыжая, все так безмолвно подалась назад. Атасов собирался шагнуть следом, но дверь перед его носом захлопнулась.
– Э, э, типа, – возмутился Атасов, услыхав в ответ лязганье энергично задвигаемых засовов.
– Ну, типа, и дела, – пробормотал он и, закурив, двинул на общественный балкон.
«Что за чертовщина? – размышлял Атасов, наблюдая за плотно зашторенными окнами Армейца. – Он что, женился, что ли? Или завел гувернантку?»
Тем временем, Рыжая разбудила Эдика, и Атасова, в конце концов, впустили.
* * *
Под изумленными взглядами еще не вполне проснувшихся приятелей Атасов прошел на кухню и принялся молча мешать сразу несколько порций крепкого черного кофе.
– Тебя уже выпустили? – пробормотал Протасов, озвучив возникший у каждого вопрос. Атасов молча снял с плиты чайник, залил последовательно четыре кружки, а затем прикончил их, одну за другой. В продолжение этой сцены никто не проронил ни звука, так что она смахивала на немое кино. Приятели не знали, что сказать. Атасов же по утрам бывал нем, как рыба, до тех пор, пока не насасывался кофе. Все знали об этой его привычке, такой же неизменной, как приливы и отливы. Поскольку было весьма маловероятно, чтобы его напоили кофейком в камере, оставалось запастись терпением и ждать.