— Гм! — многозначительно покачал головой Карло Колонна.
От этого двусмысленного “гм!” Ливио Перетти напрягся всем телом и снова сжал кулаки, но Роберто Тоцци властно поднял руку.
— Господа, прошу вас! — в голосе директора была чрезвычайная строгость. Поморщившись, он оглядел помощника по охране и нервно дёрнул правым плечом, которое болезненно сжала острая спазма. — Поскольку синьор Савели отсутствует, вы должны принять на себя его обязанности. Приказываю вам действовать по инструкции номер один!
Через тридцать секунд двери галереи захлопнулись, и её донельзя изумлённые посетители оказались взаперти. Ливио Перетти попробовал улизнуть, но два привратника схватили его за шиворот и довольно грубо растолковали, что ему придётся задержаться в музее. Он протестовал и сыпал ругательствами, но это не помогло.
В девять часов тридцать минут в галерею Боргезе прибыла полиция.
Чем больше углублялся кризис и росла дороговизна, тем больше ширилась преступность; в этой обширной, не имеющей пределов сфере человеческой деятельности пышным цветом расцвёл новый жанр — умыкание картин, причём не каких-нибудь, а полотен Раннего и Высокого Возрождения. Первыми пострадали церкви. В одном только Риме не меньше десятка церквей и соборов обладало шедеврами обоих периодов; ограблению подвергались небольшие музеи, бывшие дворцы и замки, монастыри и часовни. Грабежи велись напористо и с размахом. Однако кражи в крупных галереях ранга Боргезе и Капитолийских музеев были чрезвычайно редки, а когда все же случались, государство в лице очередного правительства внезапно оказывалось в положении человека, застигнутого в неприличной позе. С волнением, достойным бессмертных героев комедии дель арте, государство прочувственно вопрошало: “Куда мы идём?” и “К чему мы придём?”, после чего, уже с интонациями более поздней драматургии, категорически повелевало немедленно разыскать преступников и вернуть украденные картины на место.
В глубине души очередное правительство, конечно, приветствовало шумиху, которую поднимала общественность при каждом таком происшествии. “Лучше крик из-за украденных картин, — говорило себе правительство, — чем скандалы из-за взяточников — генералов и министров, сорвавших куши с “Локхида”!” Иные из стоявших у кормила власти открыто предпочитали, чтобы каждый день пропадало по целой Сикстинской капелле или, в крайнем случае, по нескольку Микеланджело, Рафаэлей, Леонардо и Тицианов…
К несчастью этих господ, похищение “Данаи” выходило за все рамки приличия: пострадала одна из крупнейших и популярнейших картинных галерей Рима, и возмущение общественности достигло высшей точки. Вместо того, чтобы послужить дымовой завесой, кража в Боргезе показала, что король, то бишь правительство, голый, и миллионы граждан страны увидели, что ими правят воистину помпеи и цезари, которые, однако, проявляют себя таковыми только при защите собственных интересов.