– Даже того, кто тебя убил?
– Не-а.
– Как благородно. Но ты напуган.
– Я в ужасе. А кто бы не был? – дорога стала двигаться под их ногами, как лента транспортера. Пейзаж уносился мимо них – картины, звуки, события – Эл игнорировал их. Молодому человеку было все равно, кто его убил, и Элу тоже. Он не для того здесь находился.
– Ты тоже умираешь? – спросил парень.
– Нет. Но я иду с тобой.
– Может, просто займешь мое место, если тебе так чертовски приспичило?
– Я думал, смерть – враг.
– Ага. Но тебя, кажется, здорово припекает.
– Так и есть.
– Почему?
– Я хочу увидеть, что по ту сторону. За этим.
Они достигли преддверия; Эл стал узнавать его, в какой бы то ни было форме. Дорога загибалась по краям, чем дальше, тем больше, черные стены становились все выше и выше, и, наконец, сомкнулись, став туннелем небытия. Их скорость была теперь фантастической, и молодой человек начинал расплываться, сверкать. Частицы его фигуры следовали за ним подобно хвосту кометы.
– Это не так уж плохо, – шепнул юноша. – Похоже, компания мне пригодится. Хочешь взять меня за руку?
Эл не хотел, но это казалось самым верным способом. Он протянул руку и сделал это, как раз когда направление, похоже, сменилось, горизонтальное движение стало вертикальным – вниз, похоже на падение к Марсу, как падение в ночном кошмаре. На мгновение он испытал абсолютнейший ужас, какой когда-либо знал. Затем вселенная, казалось, сплющилась, потому что весь он сжался в клочок, шарик, единственную, не имеющую размеров, точку – затем ничто, только гудение, словно бы ветер, и огни как звезды, и интереснейшее ощущение вывернутости наизнанку, будто носок.
Юноша пропал. Пропало всё. Но не он. Он, каким-то образом, оставался. И заговорил сам с собой.
Он заговорил с собой, но он говорил голосами. Сперва голосом Сандовала Бея.
"Что я надеялся найти здесь?"
А отвечал он голосом Элизабет Монтойя.
"Истину. Правду о моих родителях".
"Но я знаю правду", ответил голос Бея. Мне необязательно было приходить сюда для этого. И это неважно. Неважно, кем или чем были мои родители".
А теперь он говорил голосом Стивена Уолтерса, мятежника, которого он убил. "Здесь ничего нет. Единственная вещь здесь – то, что я принес с собой".
И самый старый голос, что он знал, голос женщины. Его матери. "Я принес сюда лишь то, что есть в моем сердце. Это все, что сохраняется за преддверием, то, что в сердце".
И, наконец, его собственный голос. "А здесь ничего нет. В моем сердце совсем ничего не осталось".
Ничего не было. Ничего не было. Его кожа – все, что оставалось, вывернутая, пустая.