– Как прогулялся с Первым Звеном, Эл?
– Я думал – они взяли меня с собой только потому,… – да что с ним такое?
– Потому что я велел им, на самом деле. Но ты ведь надеялся? Надеялся оказаться своим?
– Я никогда не был своим, сэр. Я всегда принадлежал только Корпусу. Я не понимаю, за что вы на меня так сердитесь. Я не понимаю, почему директор говорил все те вещи, назвал меня предателем, потому что я люблю Корпус. Я не понимаю ВООБЩЕ НИЧЕГО! – он уже кричал, и горячие, соленые слезы хлынули по его лицу. Казалось, будто кости у него в груди таяли и струились из глаз.
Бей посмотрел на него, потом вздохнул. Он положил руку на плечо Эла и сжал.
Элу этого не хотелось. Чувство было глупое и неловкое и трусливое, но этот простой человеческий жест взломал запруды в его глазах, и, хотя он все еще не понимал, почему, он расплакался безудержно, скрипя зубами. Он не припоминал, кто еще прикасался к нему с добротой и заботой за долгое, долгое время. Это ужасно больно. Он не может довериться этому, разве Бей не понимает? Доверять было глупо, глупее, чем нуждаться. Бей просто был иной разновидностью Смехуна, тоньше. Его лицо было его маской.
Но его слезы этого не знали, и он плакал, казалось, долго-долго. Старший не двигался, просто держа руку на его плече, не притягивая его ближе и не отталкивая прочь.
– Не беспокойся, – сказал ему Бей. – Не беспокойся. Все будет хорошо. Теперь иди в свою комнату. Я представлю все так, будто вызывал тебя, чтобы сделать замечание. Иди.
Вернувшись в комнату, Эл больше не знал, что чувствует. Ему казалось, будто сквозь него промчался водоворот, несший совсем незнакомые воды.
Он улегся на спину и снова попытался созерцать Женеву.
И пришло прикосновение, легкое, словно перышко. Он знал, что в одной из стен, должно быть, имеется замаскированное окно. До сих пор это заставляло его чувствовать себя рыбой в аквариуме, но теперь это вдруг стало странно приятным.
"Ты интересовался насчет иной точки зрения", сказал голос.
"Д-р Бей?"
"Да".
"Сэр, что…"
"Когда приходили дети, ты интересовался, увидишь ли однажды ту же ситуацию со всех точек зрения".
"Да, сэр".
"Был повод для таких размышлений?"
"Да, сэр".
"Какой?"
"Я не уверен, сэр. Я все еще думаю об этом", на самом деле он не думал. Мысль пришла и ушла. Бей, вероятно, понял это, и он вдруг пожалел, что соврал.
"Хорошо. Я хотел бы, чтобы ты кое-что посмотрел".
Внезапно часть стены ожила. Она замерцала бессмысленными тенями серого и черного, с пятнами белых искр, проносящихся как кометы. Затем появились изображения, такие же черно-белые, как пиротехника вначале. Полуразрушенное здание – древняя Япония, может быть, и люди, разговаривающие. Появилось название, на английском и японском.