– Я хотел сказать, что ваши коллеги решительно воспротивились участию гостиничного компьютера в общественной жизни журналистского корпуса, мистер Рочерс, – противно задергала гармошкой вместо лица жаба о шести конечностях.
– Идиоты! – громко проворчал я, вращая глазами.
– Совершенно с вами согласен, сэр, – охотно согласился администратор.
И вот здесь Дэнни-дурак озверел. Он, несмотря ни на что, уважал профессию Дэниела Рочерса и никогда никому – кроме, конечно, меня – не позволял плохо отзываться о журналистах. И пока я с открытым ртом переваривал наглый ответ, он хорошенько размахнулся и врезал трехглазому администратору в срединный глаз.
– Я говорил не о журналистах, болван! Журналисты никогда не были идиотами, – назидательно произнес он моими устами. – В противном случае ты бы не смог продать ни одной газеты, а достоверную информацию о мире получал бы вот от этого болтуна.
Он кивнул на полированный барьер и снова грохнул по нему кулаком.
Внимательно выслушав горячий монолог гостя, администратор медленно закрыл все три глаза и плавно осел на пол.
Внутри барьера что-то щелкнуло и приветливый механический голос произнес:
– Добрый вечер, мистер Рочерс!
– Привет, – высокомерно ответил Дэнни-дурак, а я направился к Лотте.
Не помню, кто кого поддерживал по дороге к лифту: я Лотту или она меня. Не помню, как мы вошли в лифт и как из него выходили. Не помню, как ввалились в номер. Может быть, мы с Лоттой застряли в лифте, и в течение часа нас вытаскивала из шахты бригада рычащих от ярости аборигенов-ремонтников; возможно, что я где-то выронил ключи и поэтому вышибал дверь в Лоттин номер плечом и одновременно проклинал чужеземные гостиницы с планетой Виолетта впридачу, и поднял на ноги всех обитателей этажа…
Возможно, все это было. Какие-то проблески памяти впоследствии подкидывали мне такие сомнения. Возможно, всего этого не было. Во всяком случае, мне уже никогда не узнать правды. Сам я точно ничего вспомнить не могу, спрашивать у Лотты мне было стыдно, а с персоналом гостиницы я с той ночи не виделся и не разговаривал.
Потому что последующие несколько часов, которые я провел в гостях у земной журналистки Шарлотты Ньюмен, стали последними часами моего прибывания на планете Виолетта…
Когда мы ввалились в двухкомнатный люкс Лотты, мое сознание немного прояснилось. Трезвее я не стал, но смена стандартной обстановки на некое подобие домашнего уюта, даже на такое жалкое, какое может дать гостиничный номер, подействовало на меня благотворно. Лотта, слегка покачиваясь на своих стройных двоих, ушла в ванну, а я развалился в кресле и вынул из карманов пиджака еще две бутылки бренди: Дэнни-дурак следил за своим рационом пуще глаза.