Она снова торопливо бросала слова, глаза были широко раскрыты, будто перед ними разворачивалась картина, потрясшая ее своим ужасом.
– Я поняла, что мы в сумасшедшем доме, хотя Оливер не предупредил меня. Мистер Тейлор повел нас наверх по широкой лестнице. И наконец мы очутились в большой спальне – О, если бы ты только знал, что я там увидала! От испуга едва не грохнулась в обморок. Никогда прежде не была я в таком месте… никогда не была в клетке. Стены и полы ее были обиты войлоком…
Она провела рукой по лбу, пытаясь прогнать страшные воспоминания.
– Я все еще вижу это. И никогда не смогу забыть. – В ее воображении с беспощадной ясностью возникла огромная бесформенная фигура, какая-то гора, громоздившаяся в одном из углов клетки. Когда они вошли, эта гора слегка шевельнулась, и до сознания Маргарет дошло, что перед ней человеческое существо – женщина, обряженная во фланелевый коричневый балахон; вероятно, когда-то крупная и статная, а теперь отталкивающе тучная. Она повернула к ним свое огромное лицо, лишенное всякого выражения. Волосы всклокоченные, седые и жидкие. Но больше всего в этом существе ужаснуло Маргарет ее поразительное сходство с Оливером.
– Он сказал, что перед нами его мать, и она находится тут двадцать пять лет.
Артур с трудом мог выдержать полный ужаса взгляд Маргарет. И не знал, что ответить. Вскоре она, как бы про себя, снова заговорила. Негромко, сбивчиво, заламывая руки.
– Бог знает, как я все это вынесла! Хаддо часто надолго уезжал, и я с утра до ночи оставалась в его доме в Скине, наедине со своими малодушными страхами. Иногда казалось, что Оливер одержим патологической страстью ко всему греховному и омерзительному. Он мог отправиться в Ливерпуль или Манчестер и вращаться там среди отбросов общества. Пока длился этот патологический, как у пьяниц запой, для него не существовало никаких моральных запретов. Он водился с отъявленными преступниками и мерзавцами, курил опиум в зловонных притонах – о, ты не можешь себе представить, с каким наслаждением погружался он на самое дно – и наконец возвращался, заросший грязью, в изодранной одежде, в саже, отупевший от длительного разврата и попоек, с горящими от поцелуев уличных девок губами. А как он бывает жесток, когда пускается в эти загулы. Я уверена, он получает дьявольское удовлетворение, видя чужие страдания и пороки.
Эти слова переполнили чашу терпения Артура, больше он выдержать не мог. И решил действовать. На столе стояла бутылка виски. Он налил немного в стакан и подал Mapгарет:
– Выпей, – приказал он.