В старом душном особняке воцарилась тишина. Из бальной залы послышались аплодисменты, однако хлопали явно лишь из вежливости. Было очевидно, что усталые гости, мужчины и женщины, мечтают как следует поесть и выпить.
— Я прав, леди Корк? Вы подозревали мисс Ренфру?
— Юноша, юноша, поторопитесь! Разве вы глухой? Объявят ужин или нет, а сейчас гости понесутся вниз, как кони на водопой. Идите!
— Они никуда не понесутся. Я запер их.
— Бог мой! — проскрипела леди Корк, почти как ее попугай. Лицо ее исказилось, губы вытянулись в язвительной гримасе. — Вот как вы предполагали сохранить дело в тайне! Как по-вашему, обрадуются они, обнаружив, что их заперли?
— Ответьте мне, леди Корк!
— Молодой человек, вы что же, угрожаете мне?
— Нет, мадам. Но если вы не ответите, мне придется сделать вывод о том, что вы действительно подозреваете мисс Ренфру — и ведете себя соответственно.
Леди Корк изумленно воззрилась на него.
Чевиот был уверен, что лицо ее выдает правду. Он готов был поклясться, что она вот-вот ответит: «Да», однако неожиданно старуха передумала. Она шумно втянула носом воздух, повернула ручку — послышался щелчок — и вышла.
Отчаявшемуся Чевиоту оставалось только следовать за ней.
Леди Корк не удостоила взглядом ни Флору, ни мистера Хенли, которые застыли в тех же позах, в каких их покинул Чевиот. Некоторое время тучная, приземистая старуха, моргая, смотрела на тело Маргарет Ренфру.
— Бедняжка, — проворчала леди Корк и тут же поспешила к бальной зале. Она повернула ключ в замке, вошла и закрыла за собой двери. Невнятный гул голосов сменился журчанием, а потом вдруг раздался взрыв аплодисментов.
— Ну вот! — произнес Чевиот, обращаясь к Флоре. — Посмотрим, что можно сделать.
При обычных обстоятельствах он ни за что не позволил бы перемещать труп. Он велел мистеру Хенли перевернуть тело только для того, чтобы отвлечь внимание старшего клерка и спрятать еще теплый пистолет, из которого недавно стреляли.
Однако то, что труп двигали, дела не меняло. Маргарет Ренфру сильно ударилась об пол. Очертания ее тела, включая положение рук и ног, отпечатались на пыльном ковре. Снова перекатив ее на живот, он без труда разместил ее так, как она лежала.
И тут Чевиот со всей ясностью осознал собственную беспомощность.
Тело нет возможности сфотографировать. У него нет ни мела, ни лупы, ни рулетки. Однако главное даже не отсутствие определенных предметов — их худо-бедно еще можно чем-то заменить.
В 1829 году не было ни одного эксперта-баллистика, способного с точностью сказать, что пуля выпущена именно из данного гладкоствольного оружия. Даже допустив, что Флора невиновна, а пистолет попал к ней вследствие несчастного стечения обстоятельств, он ни за что не определит, из какого пистолета стреляли.