Потом опять был зной и дрожащий воздух над дорогой, и продолжалось это час, а может, и меньше. Время утратило четкость и ритм и где-то растягивалось мучительно, а где-то проваливалось кусками, и тогда капитан с запоздалым раскаянием ломал дремоту. Между тем он ни на миг не закрывал глаз, но это уже не имело значения. Почти все время в работе было его внутреннее зрение, какие-то миражи проходили перед ним, капитан наблюдал их апатично, вдруг спохватывался, что занят не тем, и усилием воли прогонял их, выставляя взамен, как фантом, одно слово: «Думай, капитан, думай…»
Потом возник мираж, который капитану не удалось стереть сразу: это был белобрысый с рязанской физиономией. Капитану почудилось, что этот парень идет к нему через луг, прямо к нему, к этой груше. Капитан сообразил, что такое невозможно, потому что белобрысый заперт с приятелем в часовне, и потер глаза. Не помогло. Капитан отвернулся в сторону, снова посмотрел. Белобрысый был уже близко. Он был наяву. Только шел тяжело, пошатываясь и держась одной рукой за шею.
«Нервы ни к черту», – огорчился капитан Сад. Он ждал спокойно, даже автомат не тронул.
Диверсант остановился шагах в пяти.
– Я сяду, – сказал он, – а то ноги не держат.
– Садись, – кивнул капитан.
Белобрысый сел и чуть еще придвинулся, чтобы быть в тени.
– Меня Коля зовут, – сказал он. – Я безвредный. А подыхать не хотелось. Вот и пошел к ним сюда. Из концлагеря. – Он осторожно помассировал шею, поморщился.
– Крепко мне Мишка хряснул. Думал, кранты. Выкарабкался!.. Я ж ему, суке, закидоны делал. «Мишаня, – говорю, – пока горит, давай перекинемся до наших. Когда еще раз такая лафа засветит». А он мне: «Не, не тая у меня биография. Не подходячая для совестливых. Руки, значит, уже ничем не отмоешь». – Он поглядел в ту сторону, где между кустами лежали разведчики. – Мишка меня за собой тянул в бега, до барона, значит. Но я тоже упертый. Сел на тормоза прочно. Ну он меня и пришиб. Он у нас по этой бухгалтерии первый мастер. Должно, нарочно не угробил до смерти – барону оставил в удовольствие.
– Там что – плохо было заперто?
– Зачем же плохо? Мы через дырочки в крыше. Нам это во как, – он чиркнул ребром ладони над головой.
– Ловкий ты парень!
– Есть малость.
– Только вот беда, Николай, момент для спасения ты выбрал не самый подходящий.
– Виноват. Не понял.
– Скорей всего – драться сегодня будем. На смерть.
Коля подумал.
– Жалко, – сказал он. – Но если уж взял грех на душу, то и смою его сам, кровью искуплю.
Потом он сел рядом с капитаном и стал рисовать пальцем план замка: где огневые точки, и шлюзы, и входы в бункера; сколько охраны, курсантов и офицеров-преподавателей. Потом он присоединился к разведчикам, а капитан Сад все сидел под той же грушей, сидел и думал, только теперь ему уже спать не хотелось, и он думал по-настоящему, и когда настал полдень, он понял, что замыслил фон Хальдорф.