Берта Холт, женщина с манерами и внешностью настоящей леди, пропитанная алкоголем, защищенная любовью преданного ей мужа, ждущая того часа, когда щедрое итальянское лоно произведет на свет малыша, призванного спасти жену миллионера и наполнить смыслом ее жизнь, видящая сейчас во сне кормилиц, детские коляски, нагрудники, пеленки.
Клара Делани, лежащая на раскладушке в темной больничной палате, единоличная собственница окружающих ее руин, растворяющая в серной кислоте своей любви то, что осталось от ее мужа.
Барзелли, через мозг которой проплывала длинная вереница мужчин, безнравственная, ветреная, сильная, обращающаяся с деньгами, любовью, славой так же грубовато-хладнокровно, как итальянская крестьянка – с выводком своих симпатичных, шумных детей.
Карлотта, научившаяся владеть собой, обнаружившая, что ее лучшие годы начались, когда она разменяла пятый десяток, живущая ради секса и любви, алчно хватающая то и другое, наконец успокоившаяся… Одинокая, всегда боявшаяся одиночества…
Куда вели нити любви, тянувшиеся сквозь ночь? К Брезачу, с его окровавленным лицом, к Деспьеру, умершему за гонорар, к Холту, обремененному женой-пьяницей, мечтающей о чужом ребенке, к Делани, запертому ревнивой супругой в клетку, лишенному женщины, в объятиях которой он обретал невинную радость, женщины, длинными зимними итальянскими вечерами дарившей ему молодость? Нити любви вели к разорванной жизни Джека, к трем его бракам, к тройной боли, сомнениям, разочарованиям, ненависти, однообразию. «Знаешь, ты не спал со мной уже более двух недель». Нежный обвиняющий голос в аэропорту. (Почему она не нашла более тихого места?)
В плену у женщин. Так когда-то сказал Делани.
Везде боль. Где искать спасения? Работа, честолюбие… Холт работал, Морис Делани не утратил честолюбия. Что касается значимости результатов их труда… Кто может утверждать, что на каких-то весах вечных ценностей два-три хороших фильма, снятых Делани в молодости, не перетянут тысячи холтовских скважин с нефтью? Приносят ли Холту облегчение в бессонные ночные часы мысли о его нефти, исцеляют ли Делани воспоминания о двух-трех фильмах, созданных в другом веке?
Деспьер, погибший в Африке, по-своему честолюбивый, работал, воевал. Специалист по насилию, он заслужил право, уезжая на очередную войну, написать: «Это обоюдная подлость».
«Смерть, смерть», – нашептывали Джеку призраки. Сирены, чьи голоса доносились из римской ночи, заставляли мечтать о забытьи, о смерти. Без воска в ушах, не привязанный к мачте, Джек слушал, протягивая к ним руки.