И вдруг в лифте до него дошло. Дошло и пронзило новым знанием о жизни, о которой он, оказывается, практически ничего не знал. Эта постоянная улыбка – доверительная, располагающая, обволакивающая собеседника душевным комфортом – всего лишь результат пластической операции. И ничего более.
И от нахлынувших чувств Танцор еле сдержался, чтобы не трахнуть в лифте девушку Илону, которой тот же самый хирург придал несколько иное выражение лица.
АППЛЕТ 21. ПРОФЕССИОНАЛЫ ДОЛГО НЕ ЖИВУТ
Подойдя к Стрелке, Танцор имел до такой степени специфический вид, что она решила не тревожить его всякими «а что?» и «а как?».
Молча сел за руль, аккуратно пристегнулся ремнем, чего за ним никогда не водилось, и поехал, по-прежнему пребывая в задумчивости. И лишь на Рижской эстакаде коротко бросил:
– Ты бы пушку там, у банка, как-нибудь не так демонстративно держала-то.
– А что такого-то?
– Да этот хмырь мне тебя на мониторе показывал. Камеры там у них всюду. Типичная террористка, лицо деревянное, карман оттопыренный, и в глазах нечеловеческая решимость. Эсерка, блин!
– Ладно, успокойся. Дома поговорим.
– Поговорим, – мрачно сказал Танцор. И посмотрел в зеркало, на джип, в котором Следопыт ехал сзади предельно нагло, словно окрещенный в бандиты.
– Что за блядская команда мне досталась, – продолжал бурчать Танцор.
– Ладно, помолчи. За дорогой смотри повнимательней. А то этот в задницу въедет. Его аж распирает от счастья. Вчера уже отоварил десять карт. Пятнадцать штук снял.
– Козел! – грязно выругался Танцор. И стукнул кулаком по сигналу.
Следопыт весело помигал фарами.
– Всех на хрен уволю! – прорычал Танцор. И после этого до самого дома ехал молча, погруженный в какие-то свои раздумья.
Дома Следопыт на глазах у изумленного Танцора начал вытаскивать из двух пакетов и раскладывать и расставлять на столе нечто невообразимое, нечто абсолютно противоестественное в данной ситуации: балыки, окорока, банки с икрой, ананасы, еще какие-то банки, вероятно, с маринованными мидиями, шампанское, коньяк «Хеннесси»… И, наконец, ликер «Малибу» – мечту идиотов всего мира, у которых в кармане зашевелились папины деньги.
Следопыт ликовал!
Следопыт намеревался впервые в жизни гулять от души!
Следопыт хотел достойно угостить друзей!
Танцору это было до такой степени отвратительно, что он чуть было не хряснул коньяк об угол раковины.
Но сдержался. Сдержался из жалости. Поскольку была надежда, что завтра дорвавшемуся до баксов Следопыту будет неловко за этот приступ новорусскости. Лишь сказал спокойно:
– Давай-ка, убери все это обратно. Отвезешь домой и будешь там поедать потихоньку, размеренно, чтобы заворота кишок не было. И задумайся, на хрен…