Нападение
Вечером, уложив Алешку в хижине, мама сидела у костра и пыталась починить его джинсы (у папы нашлась заколотая в шляпу иголка с ниткой). На костре шипела сковорода с рыбой - готовилась к завтраку. Папа сидел, прислонившись к дереву, и задумчиво курил трубку, набив ее последней щепоткой табака. За спиной его висело на сучке ружье.
Они думали обо мне. И так они будут волноваться и переживать до тех пор, пока не увидят меня снова - живым и относительно невредимым.
И так они обо мне задумались, что потеряли бдительность и не услышали вдали звук моторной лодки, который резко прервался за островом.
Они уже собирались спать, когда вдруг в темной чаще леса послышались шаги - наглые, решительные - и к костру вышли с двух сторон Филин в телогрейке и Голландец в одеяле. Один держал в руке какую-то тяжелую железяку вроде прута, другой берданку.
Мама уронила Алешкины штаны. Папа успел сорвать с сучка ружье и незаметно сунуть его в темноту.
– Здравствуйте, люди добрые, - с издевкой сказал Голландец, подходя к костру, пламя которого осветило его злое лицо, заросшее грязной черной бородой.
– Я извиняюсь, - заржал Филин, - это шестой вагон будет?
Голландец сбросил с плеч черное одеяло, уселся на него.
– Благодарствуйте за приглашение, - и повернулся к Филину: - Садись, Филя, откушай. Покуда хозяева угощают. Не стесняйся, не прогонят.
Они нахально уселись, сняли с огня сковородку и стали прямо руками, обжигаясь, таскать с нее рыбу в свои жадные пасти.
А ствол берданки все время был направлен на папу. И Филин, который жрал левой рукой, не выпускал из правой свою железяку.
– Что ж без маслица-то, хозяйка, жаришь? - издевался Голландец, вытирая рот грязной лапой. - Могу обидеться. - Он рыгнул и отбросил сковородку. Нашу любимую. - Слышь, мужик, - это он папе, - теперь мы откушали, а перед разговором неплохо бы и по стаканчику дернуть. Нальешь? Или нет у тебя? А табачком не угостишь? Тоже нет? - он сделал жалостное лицо, посочувствовал. - Небось, и продукты кончились, а? И лодочка уплыла? По-моему, и патрон у тебя всего один остался. - Повернулся к дружку: - Мы ведь, Филя, терпеливые с тобой, каждый его выстрел считали, да? Чтоб без шухера его взять. Что молчишь, мужик? - это опять папе. - Невежливо. Могу обидеться.
– Что вы хотите? - спросил папа.
– Во! - заржал Филя. - Это разговор. Скажи им, Костик, не таись.
– И скажу, я добрый. Но обидчивый. - Эти слова с жесткой улыбкой прозвучали угрожающе. - Сделаем так. Мы с тобой, мужик, идем за золотом. Ты его найдешь, отдашь мне. Я возвращаю тебе лодку с барахлом и отпускаю без наказания. А Филя пока побудет здесь, ребятишек твоих и бабу постережет. Чтоб их медведь не обидел…