– Даю тебе слово, что если ты выпустишь мальчика, я отпущу тебя.
– Ишь ты, нашел дурака! – Узун рассмеялся каркающим смехом. – Я не сумасшедший, чтобы тебе верить. Нет, будешь выполнять мои условия. Ты бросишь меч и дашь мне выйти из дома. Я сяду на коня и ускачу. Иначе своего сына ты живым не получишь. Ну, решил?
– Хорошо, – Хейдин с силой швырнул меч в сторону, и Блеск со звоном вонзился в бревенчатую стену. – Другого оружия у меня нет. Проваливай отсюда, пес!
Однако Узун не отпустил Заряту. Теперь половец смотрел не на Хейдина, а куда-то за него. Ортландец обернулся и увидел, что Ратислав поднял лук и держит половца на прицеле.
– Скажи ему, пусть опустит лук! – завопил Узун, продвигаясь к двери горницы.
– Парень, не дури, – сказал Хейдин. – Опусти оружие. Пусть убирается.
– Он не уйдет, – ответил Ратислав. – Они Липку обидели.
– Мальчик, не глупи! – крикнул Узун, прижимая к себе Заряту. – Отец тебе что сказал? Выстрелишь в меня, убьешь брата!
– Он прав, – вполголоса произнес Хейдин. – Ты попадешь в Заряту. А если промахнешься, он прирежет его с перепугу.
– Эй, мое терпение кончается! – закричал Узун. – Сейчас я прикончу мальчика! Вели ему бросить лук.
– Ратислав, прошу тебя, – Хейдин шагнул к юноше, но тот так посмотрел на ортландца, что Хейдину стало не по себе. – Во имя всех богов, что с тобой?
– Отпусти Заряту, пес, – велел Ратислав, натягивая тетиву, – или тебе конец. В последний раз говорю.
– Стреляй! – засмеялся Узун. – Попадешь в брата!
– Не попаду, – ответил Ратислав и спустил тетиву. Стрела угодила Узуну между глаз, с хрустом пробила голову половца навылет.
Трупы разбойников выволокли во двор. Чуть ли не весь Чудов Бор собрался, чтобы на них посмотреть. Люди подходили, смотрели на мертвецов, испуганно крестились, шептались. Одного из убитых сельчане узнали.
– Гляди-ка, уж не Жила ли?
– Он самый! Эй, люди, смотрите – Афонька Жила мертвый!
– Дожил, что татем окаянным стал! А ведь при церкве-то был…
– Ага, и пожертвования пропивал. Расстрига, апостат![33] Туда ему и дорога…
Хейдин сидел на крыльце дома, равнодушно следил за происходящим, положив на колени меч. Липку и Заряту бабы увели в соседний дом. Ратислав куда-то убежал. Зато появились староста Дорош, которого Липка называла Куроплясом, его неизменный спутник, носатый Додоль, и маленький седобородый человек в темном облачении. Хейдин сообразил, что это местный жрец.
– Б-благослови тебя Б-бог, боярин Олекса Бориславич! – сказал Дорош, подойдя к ортландцу и кланяясь. – Воин ты в-видно, каких п-поискать. Все село спас.