– Что там?
– Там они готовятся. Я сам видел. Готовятся напасть… Вот это да! Это Зарята, да?
– Вы все похожи на сумасшедших, – объявил дракон. – Я так хотел сделать вам сюрприз, а вы ведете себя не совсем вежливо.
– Ты должен нас извинить, – сказал за всех Хейдин. – Не каждый день приходится встречать живого дракона.
– Что там за движение? – Дракон всмотрелся вдаль, туда, где двигалась на равнине конная колонна монголов.
– Это наша очень большая неприятность, – сказал Хейдин. – Ты проснулся в весьма сложный момент. В этой стране идет война. И наши враги очень близко. Еще немного, и они будут здесь.
– Враги, – сказал дракон. – Охотники. Очень скверно.
– Еще как скверно! – Хейдин прикинул расстояние, которое осталось монголам, чтобы дойти до деревни и понял, что убежать они уже не успеют. – Ты слишком долго и эффектно просыпался. Как, ты сказал, твое имя?
– Свет Зари.
– Значит, просто Зарята. Это имя тебе очень подходит.
– Но мое имя другое!
– Привыкнешь к этому. Игра так игра.
– А я буду звать тебя Даной, – сказала Руменика.
– Он что, останется с нами? – шепнул Ратислав Хейдину.
– Нам некуда его девать.
– Если идут охотники, нам надо спрятаться или уйти, – неожиданно сказал дракон.
– Золотые слова, клянусь пряжей Атты! Только уйти нам не удастся. И спрятаться тоже. Охотники, как ты их называешь, на лошадях. И едут они быстро. Они догонят нас. У тебя есть другие идеи?
– У меня очень много идей, – сказал дракон и взмыл в воздух.
Тенгиз-нойон поручил командование в авангарде сотнику Эрдегену, а сам ехал в передовой сотне второй тысячи. Здесь, в окружении тургаудов,[57] он чувствовал себя в большей безопасности, чем во главе войска. Хотел ли Тенгиз-нойон признавать это, или не хотел, но старый Баин сегодня утром нагнал на него страху.
Старый шаман явился к нему в юрту на рассвете, когда ночная темнота едва только начала сменяться серыми сумерками. Тенгиз-нойон только проснулся и лежал на войлоке, наслаждаясь теплом и приятной расслабленностью в теле. Старый Баин вошел молча, как привидение, – только идолы на его облезлой козлиной шубе мелодично звякали. Он прошел к центру юрты, уселся на пятки у жаровни и долго молчал. Тенгиз-нойон не стал торопить гостя. Если Баин молчит, значит, ему так угодно.
– Здоров ли ты, премудрый Баин? – спросил вежливо хан, не вылезая из-под войлоков.
– Я здоров, – проскрежетал старик. – Хорошо ли ты спал этой ночью, Тенгиз-нойон, храбрейший из багатуров?
– Хвала Тенгри, хорошо. Я всегда сплю в походах хорошо.
– А я спал плохо, – произнес Баин, грея над жаровней узловатые раздутые артритом пальцы. – Мою душу посещали небесные онгоны,